Их обоих, и Костю, и Гайворонского пригласили в апартаменты, кофе, правда, не дали и кормить не кормили, но зато все рассказали. Матери Юли за это время дважды пришлось вызывать «неотложку», но отлежавшись после каждого укола, она мужественно вставала и продолжала рассказ.
Схема вырисовывалась точно такая же.
Поскольку дочка жила одна, на съемной квартире, с родителями она виделась нечасто. Да они и не настаивали. Девочка выросла хоть и одаренная, но «без царя в голове». Ей легко давались языки, она без труда поступила на филфак, ездила на стажировку в Великобританию, побеждала на разных конкурсах и олимпиадах, но, к сожалению, где-то, скорее всего, за границей, пристрастилась к употреблению наркотиков.
Водила в дом какую-то шантрапу, стали пропадать вещи. Несколько раз сбегала из дому, впутывалась в какие-то криминальные ситуации, дважды приходилось выкупать ее из милиции. Родители пытались ее лечить — безуспешно. Уговоры уже давно не действовали, поэтому девочку отселили, оплачивали аренду квартиры, давали ей денег на еду и одежду, но видеть особо не желали, будь что будет.
Потом вдруг прочитали о ней в газете — правда, не сразу после выхода заметочки о ней, им передали газету знакомые, И у них затеплилась слабая надежда, что дочка взялась за ум. Отец поехал на квартиру, которую для нее снимали, но не застал. Не было ее и на следующий день, и записка, которую он для нее оставил в двери, так и торчала там, никому не нужная.
А через неделю к ним вдруг пришел мужчина. Представился майором милиции, правда, удостоверения не показывал, и не сказал, из какого он отдела, но они почему-то поверили.
— Вот этот самый приходил, который у вас на фотороботе, — сказал Глейхман. — Одет был прилично, но не шикарно. Речь грамотная, манеры хорошие, вообще держался очень убедительно.
Пришедший господин сообщил, что их дочь попалась на краже из универсама, ей грозит суд. Но он может помочь.
— Объяснил, гад, что у него у самого сын наркоманом был, так что он знает, каково нам, — мрачно рассказывал Глейхман, а его жена с рюмкой валокордина в руке согласно кивала. — Сказал, что может ее отмазать, и даже отправить в Среднюю Азию, где есть замечательная клиника, лечат даже самых безнадежных наркоманов, у него там сына на нога поставили. Но стоит это дорого, да и ему хотелось бы кое-что за хлопоты.
Когда договорились о цене, он сказал, что единственное его условие — чтобы они никак не светились у него в отделе милиции. Он возьмет деньги, и если они будут вести себя тихо, полгода они о дочке не услышат, а потом она вернется совсем другим человеком.
— Еще сказал, гад, что если к нам придут и про дочку будут спрашивать, то это могут под него копать, и если мы хоть намекнем, то все сорвется. Выяснится, что Юля освобождена незаконно, опять дело откроют, или как там это у вас называется, и снова ее посадят, или даже если не посадят, все равно таскать начнут, а ей это будет очень некстати, если она вылечится.
Собрав нужную сумму (надо сказать, оч-чень немаленькую; как раз такую, какая запрошена была и у Светлова), они отдали деньги майору, и стали ждать. В соответствии с инструкциями майора, погнали оперов — «вы уж, молодые люди, извините, но мы же не знали…», когда те пришли спрашивать о Юле. Неизвестно, сколько бы они ждали еще.
— Неужели и мысли не закрадывалось, что вас обманули? — спросил Мигулько.
Нет, заверили супруги Глейхманы.
— Я ведь отказался от квартиры, которую для Юли снимал, раз такое дело. Думал, все равно ее полгода не будет, зачем деньги тратить. Взял ключ у хозяина, все вещи Юлины забрал, они у нас так и лежат на антресолях, в сумке. Почему-то подумал, что раз ее милиция задержала, то понятно, почему она вещи свои не взяла. Так ведь и храним их, — сказал Глейхман, а его жена не сдержалась и заплакала:
— Теперь это все, что у нас осталось от Юленьки, да?..
И хоть трупа Юли не нашли, опера не стали обнадеживать стариков.
На всякий случай, вернувшись в отдел, Костя с Игорем пробили Юлию Глейхман по всем возможным учетам. Ни в задержанных, ни в арестованных, ни в привлеченных к административной ответственности она не числилась, ни в каких отделах милиции.
К банкиру не пошли, у него нервная система явно была покрепче, чем у пожилых людей Глейхманов, и его на пушку взять было бы гораздо более проблематично. Но можно было предположить, что с ним тоже вступил в контакт прихрамывающий джентльмен лет пятидесяти и взял денег за то, что никто никогда не узнает о бегстве его жены с любовником. Банкира оставили на потом.
У сорокапятилетней Удалецкой не было никого, и предъявлять снимок разложившегося трупа было некому. Интересно, чем купили ее, что она избавилась от своего бизнеса и отдала кому-то денежки? Синцов же в это время анализировал телефонные связи мордоворотов из джипа, пытаясь через их звонки выйти на заказчика похищения Паши Иванова. Работа предстояла адская, звонков, которые надо было проверять, вырисовывалось несметное количество; но жизнь наша устроена так подло, что если есть очень срочная работа, то обязательно, еще до ее окончания, появится еще более срочная.