Tota Moll
Темные сказки
Глава 1
Сестра смерти
у меня было братьев пятеро и один. говорил — не разлучить нас и до седин — самый старший. и твердили ему в ответ остальные — никого нас сильнее нет.
младший умер — мне не стукнуло и пяти. в лес ушел — не воротился. и не найти до сих пор ему покоя. из ночи в ночь он стоит у изголовья, молИт помочь.
я в ответ молчу. он — скалится и сипит. а под утро в свете солнца огнем горит. а в ночи всё повторится из раза в раз. я его жалею холодом темных глаз.
предпоследний сгинул — стало едва мне шесть. напоролся ночью темной на ржавый шест, что торчал в овраге диком, среди лесов. стал он самым ненавистным из темных снов.
как коснется леса сумрачная пора — он приходит и глядит. а в груди — дыра. тянет руки, ждет полуночную зарю. я в ответ ему молчанье одно дарю.
третий брат ушел, когда мне минУло семь. он успел явиться миру во всей красе — много девок разнесчастных ушло за ним в поле снежном средь одной из суровых зим.
он остался камнем черным лежать на дне. я молчу и слышу — тянется всё ко мне. головой качаю, взглядом пустым корю и в ответ ему ни слова не говорю.
брат второй со мной прожил весь девятый год. всё надеялся — его-то не заберет, стороной пройдет, не сыщет среди полей. на крыльце упал в полУночный мрак сеней. и не встал он больше — треснула голова. так из братьев старших ныне осталось два.
а ведь было, было — пятеро и один. у старшОго голова — пелена седин. он сидит под вечер у моего окна. говорит — жива? я только молчу — жива. он считает дни, когда же его черёд за собой утащит, выволочет, найдёт. я его жалею — мало осталось ждать. он не знает, что не первому умирать.
первый в этот час — бледнеющее лицо, у него черёд ступает уж на крыльцо, отворяет тихо старую нашу дверь. чтоб закончить вереницу навек потерь.
я сижу и слышу — хриплый да сиплый смех. было братьев пятеро — ныне забрали всех. прямо за чертой холодные все стоят и за старшим сквозь безлунную ночь глядят.
но его никто, никто уж не заберет — пятерым при жизни он уступил черёд — уберёг себя, нашедшего поутру, средь коряг-болот неназванную сестру.
брат последний мне — и дух, и отец, и сын. нас не разлучить до самых моих седин.
до скончанья дней в глаза будет мне смотреть. раз ему досталась в сёстры немая смерть.
Глава 2
Воспоминания о былой любви
холоден замок и звезды блёкнут, в бойницах стынет залётный ветер. тени печально глядятся в окна, лунная сыпется крошка в клети тёмных, таинственных подземелий. слышатся стоны из-под решеток. вьется, да стелется сладость зелий, шепчет вослед тебе «кто ты? кто ты?»
тихо крадешься, сквозь тьму и морок в сердце запретного коридора.
факел чадит у стены безмолвно, вьется дымок до стропил до самых. и лабиринт подземелий скован сном бесконечным. печальным. странным. в оцепенении этом тихом ищешь /наивная/ ищешь выход.
вы танцевали. и в блеске пятен-искр хрусталя, бриллиантов зала он был прекрасен. он был галантен. таяла ты, словно воск. мечтала о неземной, бесконечно-долгой, самой прелестнейшей из историй. он же голодным, свирепым волком нёс в этот мир только страх и горе.
но… ты не знала. совсем не знала. и танцевала, и тан-це-ва-ла.
скрипки стенали, ревели трубы, бой барабанный кричал «спасайся». он прошептал хрипловато-грубо: «ну же, красавица, оставайся. я покажу тебе то, что люди в песнях-легендах в веках прославят».
думала, глупая, будь, что будет. зА полночь время. и свечи тают —
капают на пол остывшим воском и наливаются силой звезды.
помнишь, в ночи надрывался бубен — гений-хозяин-то наш безумен! помнишь, скрипели как половицы — от неизбежности не укрыться? там, в бесконечности анфилады, глупо ждала от него пощады. там, ослепленная блеском, лоском, слышала запах могильный воска?
близится утро бескрылой птицей — снова и снова всё повторится. всё повторится. и на рассвете сгинешь в коллекции залов этих.
Глава 3
Дитя Самайна