Как любит повторять Харт, есть только вход. И никакого выхода.
Я бросаю взгляд на старую деревянную табличку, прибитую к столбу на лодочном причале.
«Добро пожаловать в Ла-Кашетт, штат Луизиана!
Высота над уровнем моря – 3 фута.
Население – 106 человек».
Это число меняется, когда кто-нибудь рождается.
Или умирает.
В моем подсознании глумливый голос шепчет, что теперь им придется переделать эту табличку. Из-за Элоры. Но я затыкаю уши, не позволяю себе слушать.
В этот момент из книжного магазина доносится голос Лапочки:
– Грей, ты собираешься войти и поздороваться со мной?
Ева улыбается и собирается уходить:
– Она уже знает.
Дует легкий ветерок, и я слышу звон китайских колокольчиков где-то неподалеку. Это приятный звук. Почти как смех.
Улыбка Евы гаснет:
– Мисс Розалин всегда все знает.
Она поворачивается и шагает по дощатому настилу в направлении своего дома, находящегося по соседству. Но я останавливаю ее вопросом, который не собиралась задавать:
– Ты думаешь, она мертва?
Несколько секунд Ева пристально смотрит на меня, наматывая на палец длинную прядь светлых волос, моргает бледно-голубыми глазами, а потом произносит:
– А ты?
– Надеюсь, что нет.
Однако я не говорю Еве остального. Элора не может быть мертва, ведь если ее нет в живых, я не представляю, как буду продолжать жить дальше.
Ева поднимает руку, чтобы отогнать слепня, жужжащего вокруг ее головы, и, когда она открывает рот, чтобы снова заговорить, мне хочется сказать, что я не спрашиваю ее мнения. Я хочу понять, звучит ли у нее в голове радио, настроенное на частоту Элоры. Но единственное, что она говорит:
– Добро пожаловать домой, Грей!
Лапочка опять зовет меня из книжного магазина, я встаю и подбираю свой рюкзак. Потом выплевываю жвачку Евы в высокую траву и направляюсь внутрь.
Когда я открываю дверь, звонит колокольчик, и Лапочка кричит:
– Вернулась, Сахарная Пчелка!
Я осторожно проношу рюкзак через заполненный предметами магазин. Курятся благовония, и каждый дюйм буквально ломится от книг, бутылочек, баночек и цветных камней. На подоконниках в маленьких пучках сушатся травы.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дух в уютной обстановке сотен знакомых запахов, потом раздвигаю занавес из бусин, который висит у входа в подсобку. Лапочка прекращает распаковывать коробки и подходит, чтобы крепко обнять меня. На ней фиолетовое платье с цветочным рисунком и удобные белые теннисные туфли. Длинные серьги и желтый шарф, скрывающий седые кудри. Я не могу понять, изменилась ли она с тех пор, как я уехала отсюда в прошлом августе. Похоже, какого бы возраста ни была Лапочка, мне кажется, что она не меняется. Только, глядя на фотографии, я замечаю, что Лапочка стареет.
– Вот и моя девочка! – Она целует меня в макушку. – Какая у тебя прическа! – добавляет Лапочка, хотя у меня на протяжении многих лет одна и та же короткая стрижка пикси. – Ты выглядишь такой утонченной! – Это заставляет меня улыбнуться. – Я думала, ты приедешь позднее, – ворчит она. – Я бы приготовила завтрак.
Дважды в день в будни и три раза в выходные старый челнок ездит между Кинтером и Ла-Кашеттом. Первый рейс всегда бывает в десять часов. Однако, если повезет, можно уговорить капитана почтового судна, Альфонсо, позволить тебе поехать с его ранним рейсом. Сегодня мне повезло.
– Я не очень голодная, – отвечаю я. – Я съела батончик мюсли.
Лапочка поднимает брови, молчаливо порицая моего отца за то, что посадил меня на пароход без завтрака.
– Евангелина принесла свежих маффинов, – сообщает она. – С отрубями. И, по-моему, несколько штук с ежевикой. – Лапочка ведет меня обратно в магазин и указывает на корзинку возле кассы.
Я копаюсь в маффинах, пока не нахожу тот, что с ежевикой. Начинаю отдирать с него вощеную бумагу, когда замечаю на прилавке стопку листовок.
«ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВУШКУ?»
Под большими прописными буквами – еще одна фотография Элоры. На этот раз она сидит на краю столика для пикника позади ее дома. На ней джинсовые шорты и оранжевая укороченная майка. Длинные темные волосы распущены, солнцезащитные очки, как корона, украшают голову. Рот открыт – ее застигли в тот момент, когда она смеется.
Я тотчас узнала это фото. Оно было сделано в начале прошлого лета. До того, как у нас с Элорой все разладилось. Лишь узкая полоска голого плеча с краю снимка намекает на то, что кто-то сидит рядом с ней. Кто-то, кого позднее обрезали.