Даже второпях она не забыла забрать все свои фотокарточки, хотя прекрасно понимала, что на работе в личном деле фотография есть. Но ей не хотелось оставлять семейный архив на разграбление и хоть отчасти облегчать работу милиции или тем, кто будет ее разыскивать.
По дороге к дому Антона Скоробогатова Лена старалась сохранять спокойствие, сидела с непроницаемым лицом и про себя повторяла: «Все будет нормально. Все будет нормально». И все же сквозь это успокоительное заклинание, словно в плохо настроенном приемнике, постоянно прорывался незнакомый грубый голос: «Все, это конец». Лена пыталась бороться с наваждением, забивала страшное пророчество мыслями о деньгах, которые ждали ее у Антона, но получалось неубедительно. Голос нагло прерывал лихорадочное течение ее мыслей и с железной уверенностью неумолимо повторял: «Это конец».
Машины Скоробогатова у дома не оказалось, но это нисколько не смутило Лену. Расплатившись с владельцем «жигулей», она вбежала в подъезд, поднялась в лифте на третий этаж и собственным ключом открыла квартиру, в которую последние несколько месяцев приезжала не реже двух раз в неделю.
К ее немалому удивлению, хозяина дома не оказалось. Лена всегда сама убирала жилище Антона, знала, где что хранится, и сейчас была неприятно удивлена странным беспорядком, которого, по ее разумению, не должно было быть. Казалось бы, все лежало на своих местах, и все же у нее создалось впечатление, будто здесь произошло что-то ужасное, обрекающее ее на верную погибель: на столе валялась пустая коробка, в которой Скоробогатов хранил документы; платяной шкаф был раскрыт и там не хватало кое-каких вещей; ящики серванта и комода были выдвинуты, словно там искали что-то впопыхах. Но самое главное обнаружилось позже. На кухонном столе она нашла тетрадный листок, на котором торопливым почерком было написано: «Ленок, прощай. Этих денег мало даже для двоих, так что, прости. В квартире не задерживайся, она давно продана вместе с барахлом».
После прочтения записки состояние Лены было близко к обморочному. Не желая верить в то, что ее так незамысловато и подло обманули, она несколько раз перечитала послание, заглянула на другую сторону листа, будто ожидая увидеть там коротенькую фразку: «Я пошутил», – и только после этого исступленно скомкала лист бумаги и обессиленно повалилась на стул.
Всего лишь сорок минут назад она имела все, что нужно для нормальной человеческой жизни: жилье, работу, мужа, любовника и в перспективе надеялась женить на себе какого-нибудь удачливого бизнесмена, успевшего поймать свою синюю птицу за хвост и впрячь ее в новенький «мерседес». Благо для этого у нее были все данные: красиво слепленная рыжая головка с кукольным личиком, точеная фигура и завидная женская хватка. Еще полчаса назад она держала в собственных руках небольшой чемоданчик с тисненым вензелем, в котором лежало то же самое плюс абсолютная финансовая независимость. Но, словно в страшном сне, в одночасье все это вдруг испарилось, и вот сейчас она лишилась последнего – возможности легально жить в своей квартире, городе, стране. Пресловутое разбитое корыто, по сравнению с тем, что она получила, выглядело бы подарком судьбы. Опостылевшая работа в банке и презираемый муж остались где-то там, в безнадежно утерянном прошлом, тогда как она столкнулась с таким чудовищным настоящим, что в пору было намыливать веревку.
Оглоушенная и раздавленная, Лена даже не заметила, что плачет. Из этого состояния безысходности ее вывел резкий телефонный звонок. И тут же у нее появилась слабая надежда, что это лишь недоразумение, ошибка или жестокий розыгрыш. Подбегая к телефону, она молила бога, чтобы это оказался Антон Скоробогатов. Одно его имя значило для нее сейчас гораздо больше, чем вся предыдущая жизнь, а сам он начисто утратил человеческие черты и превратился в некий символ возврата к жизни.
Звонок окончательно разочаровал Лену. Новый владелец квартиры на всякий случай поинтересовался, есть ли кто дома и сообщил, что намерен заехать сегодня во второй половине дня и оставить кое-что из вещей. Молча выслушав его, Лена швырнула трубку мимо аппарата и только после этого тихо произнесла: