«Слова, – мысленно проворчал он. – Ничего, кроме слов…»
В его багаже было только разнообразие приемов и знание теории, воспринятое от наставников, которые надеялись, занимаясь с ним, добиться таким образом дополнительной благосклонности его матери. Он был для них лишь средством, ребенок, которого они использовали для того, чтобы набить себе цену. Он отогнал эту мысль и сосредоточился на поединке.
Его противник неожиданно остановился. Вдали загремел гром, и молния осветила террасу призрачным светом. Януэль смахнул капли дождя со своего лица и, предчувствуя неминуемую атаку, решил перехватить инициативу. Он сделал вид, что отступает назад, и затем, оттолкнувшись левой ногой, сделал рывок к противнику, целясь ему в голову. В последний момент он отвел шпагу, симулируя защиту, чтобы ударить в сердце. Два лезвия скрестились в снопе искр. Ни один из дерущихся не пожелал разорвать сцепление. Их тела почти столкнулись, и Януэль увидел в глубине капюшона глаза своего противника.
Два темно-синих кружка, которые пробороздила вспышка молнии. Как будто каждый глаз захватил эту молнию в плен.
Изумление заставило его разорвать эту стойку лицом к лицу. Противник тут же воспользовался его замешательством и наотмашь полоснул острием по его груди. Брызнула кровь, и у Януэля от боли вырвался крик. Из-под капюшона послышалось удовлетворенное фырканье.
Януэлю стало ясно, что у него нет никаких шансов на успех. Этот человек опередил его атаку с ошарашивающей легкостью и, очевидно, нанес ему эту царапину только в порядке предупреждения. Яяуэль взглянул в сторону его сообщников и закрыл глаза.
Едва его веки сомкнулись, как в тот же миг установился его контакт с Хранителем.
«Можешь ли ты вложить в мои руки всю твою силу? – спросил он. – Дать мне возможность отвести его шпагу голыми руками?»
Феникс ответил согласием. Януэль открыл глаза и швырнул свою шпагу прочь. Его противник прищелкнул языком, пожал плечами и бросился в атаку. Фениксиец позволил лезвию приблизиться к себе вплотную и взмолился, чтобы только Хранитель не ошибся. Его руки взметнулись и ухватились за лезвие шпаги. Брызнули всполохи красноватого пламени. Они обвились вокруг стального клинка, пестрыми языками поднялись вдоль его рук и угасли.
Шпага осела в двух местах, начисто срезанная там, где руки Януэля сомкнулись на металле, подобно плавильным клещам. Незнакомец содрогнулся и хотел отскочить, но фениксиец оказался намного проворней. Его руки слегка расслабились, кисти нырнули под капюшон и вцепились в горло противника.
– Остановись, Януэль! – взвыл незнакомец.
Работа Феникса в мозгу Януэля чуть было не заглушила крик его жертвы. Его пальцы застыли. Он услышал приглушенное потрескивание волосков, которые коробились от воздействия жара.
– Януэль, – повторил незнакомец, – отпусти! Голос был знакомый, он как будто донесся из прошлого.
Не может быть…
– Капитан Сокол… – прошептал Януэль, как оглушенный.
Человек медленно поднял руки к лицу и откинул капюшон.
– Капитан… – вновь пробормотал Януэль.
На постаревшем лице Сокола отразилось подлинное облегчение, когда Януэль убрал свои обжигающие руки и велел Фениксу отключить воздействие. Капитан был все тот же, каким его сохранила память Януэля. Мужественное квадратное лицо, широкий лоб, волевой подбородок и полные губы. Правда, от его длинных черных волос осталось что-то вроде сероватой тонзуры, а его глаза… глаза, некогда сиявшие голубизной, стали теперь как два темных шара, прочерченных крошечными молниями.
Януэль оглянулся на его сообщников, на случай если речь все-таки шла о ловушке, но люди в белых плащах не двигались.
– Это воинствующие монахи, – сказал капитан, проследив за его взглядом. – Каладрийские братья милосердия. Они здесь, чтобы тебя защитить…
– Но почему? Зачем надо было нападать на меня? – запротестовал Януэль.
– Я не собирался тебя убивать, – возразил Сокол, приложив руку к своей покрасневшей шее. – Я просто хотел убедиться, что легенда не врет.
– Ценою того, что ты мне сделал! – зарычал фениксиец, показав шрам у себя на груди.
– Да.
– Ты же мог меня убить… – добавил он не очень уверенно.
– Не рассказывай мне сказки! Это едва не обернулось совершенно иначе!
– В самом деле, – согласился юноша, слабо улыбнувшись.
Буря, поднятая в его теле Хранителем, стихала. Капитан приблизился к нему и сжал его в своих объятиях:
– Я рад, что снова встретился с тобой. Януэль был смущен, но, уступая чувству, ответил на объятие и в свою очередь обнял за плечи своего старого учителя фехтования.
– Ну и манеры у тебя, однако!
– Малыш, – ответил он, отстраняясь, – я же должен был выяснить, хорошо ли ты усвоил мои уроки. И… как я заметил, ты выучил еще и другие, – заметил он, кивнув на его руки.
– Это Феникс…
– Догадываюсь. Вплоть до особого распоряжения, мне никогда еще не случалось так раскалить шпагу, чтобы сломать ее пополам! – расхохотался он. – Давай-ка пошли со мной. Все эти мелкие махинации меня чертовски высушили. И я должен кое-что с тобой обсудить.
– Эти молнии… в твоих глазах?
– В том числе и это. Но не раньше, чем я опрокину кружку пива, – сказал в заключение Сокол, увлекая его за собой.
Они устроились в скромном трактире, прилепившемся к городской стене. Одно-единственное помещение, где посетителей рассаживали вокруг больших низких столов из грубо обтесанного дерева, обложенных валиками в чехлах синего шелка, освещалось масляными лампами. Монахи-воины уселись поодаль, оставив Януэля с капитаном перед большими бокалами, наполненными пенной влагой.
– Это пиво, малыш, настоящий дар небес, – пригубив, прокомментировал Сокол.
Януэль не ответил. Капитан оживлял такие воспоминания, что ему не удавалось полностью отдаться ощущению реальности. Перед ним был один из редчайших мастеров фехтования, в котором он когда-то надеялся признать отца, и в его обществе, именно сейчас, перед внутренним взором Януэля предстал образ матери…
Он вообще не мог представить себе Сокола без нее. Прошлое возвращало их вместе, обнявшихся и счастливых, до того самого пасмурного дня, когда он их покинул без всякого объяснения. Охваченный приступом меланхолии, юноша надолго погрузился в молчание, с любопытством наблюдая за молниями, которые вспыхивали в глазах капитана. Последний допил свое пиво, вытер губы тыльной стороной кисти и улыбнулся:
– Я примкнул к ордену Пилигримов. Януэль кивнул.
– Как ты нашел меня? – холодно поинтересовался он.
– Это они тебя нашли. – Он указал на каладрийцев. – Не я.
– Зачем же было скрываться?
– Скрываться? – запротестовал капитан. – Я просто хотел убедиться, таков ли ты в самом деле, как мне рассказывали.
Януэль вздохнул и скрестил руки на груди. Он не притронулся к своему бокалу с пивом.
– Кто послал тебя, Сокол? Кто и почему?
– Ты очень изменился. Ты кажешься таким самоуверенным! – отозвался тот с иронической усмешкой.
– Ответь на мой вопрос. Лицо Сокола омрачилось.
– Ты забываешь, чем ты мне обязан…
– Нет, я ничего не забываю. Ни то, как ты обучал меня владеть оружием, ни то, как ты оставил мою мать однажды утром, даже не сказав ей «до свидания».
Сокол отвел глаза и проворчал:
– Ты был слишком мал, чтобы понять…
– А ты слишком стар, чтобы вести себя как мужчина, – хлестнул его фениксиец. Он поднес к губам свой бокал и сделал долгий глоток, прежде чем добавить: – Она бы тебя послушалась, капитан. В тот день ты совершил ужасную ошибку.
Сокол стряхнул рукой невидимую пылинку:
– Здесь я с тобой согласен. Это была ошибка. Я испугался.
– Испугался чего?
– Ее противодействия. Испугался, что она не оставит мне шанса на то, чтобы…
– Стать ее мужем. Да, она подумала об этом, – прошептал Януэль.