Повисла тишина, долгая тишина. Затем к ним подошел Сокол и положил на плечо фениксийца свою тяжелую руку.
– Как и я? – повторил Януэль.
Сокол испустил долгий вздох, и его рука на плече фениксийца стала еще тяжелее. Тот обернулся, чтобы успеть схватить выражение его лица:
– О чем он говорит?
Маленькие молнии в глазах капитана угасли. Он опустил голову и произнес:
– Слишком рано… Ты не готов.
– Говори! – приказал Януэль.
– Ты мертв, малыш, – тихо сказал Сокол. Похожая на оскал гримаса тронула губы фениксийца.
– Мертв? Но я не могу быть мертв, капитан. Взгляни на меня. Я жив, как и ты. Я слышу, как бьется мое сердце…
– Я знаю. Это работа Волн, вложенная в твое сердце. Тех, кто поддерживал твои силы с той самой ночи, когда ты покинул дымящиеся руины фургончика, в котором жил с матерью.
– Ты лжешь, капитан. Я пока не знаю почему, но ты лжешь…
– Мне все рассказали в Каладрии, – продолжил Сокол. – Мне доверили эту страшную тайну по одной-единственной причине. Поскольку ты мертв, ты ничем не рискуешь, если пришлось бы решиться переправить тебя молнией. Они подумали об этой возможности и потому объяснили мне, что в действительности с тобой произошло.
– Это нелепо! – усмехнулся Януэль. – Если они все знали о молнии, они должны были гораздо раньше позволить мне перенестись с ее помощью! Сам Фарель мне бы это посоветовал…
– Нет, это бы вынудило их сказать тебе правду. Но… никто не хотел взять на себя такую ответственность. По крайней мере раньше, чем ты будешь в Каладрии… под защитой.
– Но тогда… как же? – запинаясь, пробормотал Януэль.
Сокол пока не решался выложить все до конца в присутствии василиска, но он был убежден, что харонцу и так почти все известно, и сейчас не время лавировать, и что правда, и только она одна, могла убедить фениксийца не отказываться от замысла и следовать к своему грядущему подвигу.
– Они мне все объяснили, – сказал он. – В этом фургончике харонны убили и тебя. Разве ты мог бы от них ускользнуть? Они сочли тебя мертвым и убрались, полагая, что дело сделано. И если ты выжил, если ты сумел вырвать свое тело из пламени и отползти подальше от огня, то это единственно благодаря ей, благодаря твоей матери.
Зименц склонил голову набок и разразился слащавыми стенаниями.
– Мать Волны распалась, – продолжил свой рассказ капитан. – Она просто изменила направление процесса, который лежал в основе ее рождения. Волны, которые некогда слились воедино, чтобы ее создать, теперь отделились одна от другой. Я не знаю, что могло происходить в твоем теле в этот момент. Сотни Волн были внезапно исторгнуты душой твоей матери, чтобы они могли броситься к тебе на помощь и остановить смерть, пока она не довершила своей работы. – Под безумным и растроганным взглядом василиска Сокол перевел дыхание и продоллсил вибрирующим голосом: – Волнам – а их был десяток, не больше – удалось воссоединиться в твоем теле. Они залечили самые глубокие раны и дали силу твоей крови напитать сердце, чтобы ты смог подняться и идти. Так тебе удалось исчезнуть в ту ночь…
Януэль, не в силах побороть спазм в горле, впивался в капитана глазами с мучительной напряженностью.
– Когда ты отправился в тот долгий путь, который привел тебя в Алую башню Седении, одна только смерть позволила твоему телу не поддаться обморожению и спастись от верной гибели… Тебя нашел Грезель… и Грезель обнаружил в тебе такую жажду жизни, что с первого взгляда понял, что сама природа предназначила тебя служить делу фениксийской лиги. Теперь ты можешь понять, почему ты оказался так близок к Фениксам и к их Возрождению из пепла, почему твоя совесть требовала от тебя подлинного священнодействия и укрепляла в тебе желание дарить жизнь, чтобы отринуть или заглушить сознание твоей собственной смерти.
– Великое Объятие… – вдруг шепнул Януэль.
– Да, Великое Объятие с имперским Фениксом. Оно также оказалось возможным потому, что ты уже был мертв. Ни один фениксиец, даже Мэтр Огня, не пережил бы могущественного воздействия Желчи Истоков. Твое сердце устояло перед этим ужасающим напором, потому что оно уже давно не билось. По крайней мере не в том смысле, как мы это понимаем…
Януэль приложил руку к своей груди:
– Стало быть, это именно Волны…
– Именно Волны заставили биться твое сердце, да. До тех пор, пока они не исчезли одна за другой, изъеденные Желчью Феникса. И тогда настала его очередь внушать тебе веру в то, что ты еще жив.
– Но кровь! – воскликнул фениксиец, все еще надеявшийся найти средство опровергнуть правду.
– Она та же, что текла в тебе в тот вечер, когда тебя убили харонцы. Сохраненная Волнами, потом Фениксом. Основательно очищенная за время твоего странствия после побега из имперской крепости. Под конец ты, разумеется, должен был обнаружить обман…
Януэлю вспомнился один случай. Эпизод, о котором он забыл и который внезапно предстал перед ним с такой очевидностью, что он зашатался в приступе головокружения.
Предместье Альгедиана Вместе с Шендой они ехали верхом на лошадях в город, чтобы разыскать Черного Лучника, когда их путь внезапно пересекся с Темной Тропой. Януэль отчетливо помнил, как обостренно он почуял присутствие Харонии. Он потерял сознание в седле и очнулся уже на руках у драконийки.
Тогда он подумал, что причиной такой резкой реакции на мощное проявление Харонии могла стать нарождающаяся тесная связь с Хранителем. Теперь он понимал, что эта тесная связь была той самой, которая соединяла его с королевством мертвых.
Сраженный и неспособный смириться с тем, что биение его сердца никогда ему не принадлежало, да-346 же во время блужданий в горах Седении, он зашатался и упал в объятия Сокола.
– Нам пора, – напомнил Зименц. – Капитан, делай то, что следует сделать.
Януэль встряхнулся и с лихорадочным взглядом обернулся к балкону, где Арнхем силой удерживал Шенду и Чана.
– Она отправится со мной, – прошептал он.
– Нет, – захныкал василиск. – Нет, она не отправится. Ты и я. Ни она и никто другой. – Он взобрался на цоколь из халцедона и протянул Януэлю руку: – Иди, малыш. Или я убью ее.
– И куда потом?
– Туда, куда поведут нас воспоминания о твоей матери.
Его ледяные пальцы сомкнулись на запястье фениксийца, который, не спуская глаз с силуэта Шенды, залез на сверкающий цоколь.
Позади него, между драгоценными камнями, укрепленными в полу, метался капитан. Он склонялся над одним из них, вращал его и тотчас прыгал к другому с выражением напряженной сосредоточенности на лице. Зрение фениксийца помутилось. Он вдруг почувствовал, что падающие капли дождя стекают ему на шею.
Вверху над залом исчезла невидимая преграда. Через восьмиугольное отверстие врывался ветер, лил дождь и доносился рокот города, погруженного в хаос. Из каждой драгоценности вертикально вверх начали со свистом вылетать мелкие искры, в то время как небо в том месте, куда была направлена кристаллическая игла, внезапно прояснилось.
Януэль в последний раз потерянно оглянулся на Шенду и увидел, что ее губы четко рисуют простые слова, которых он так ждал.
Я люблю тебя.
Стоя рука об руку с харонцем, на лице которого была написана исступленная радость, он услышал раскаты грома и увидел, как темный свод облаков прогнулся. Под ногами возник ковер неистово пляшущих искр. Сокол, одинокий в этом потрескивающем море, вертелся из стороны в сторону, стараясь выхватить со стен необходимые формулы обращения и призыва, которые повелевают молнией.
Он усиливал голос до крика, стараясь перекрыть нарастающий шум грозы, которая уже приблизилась и искала тех, кого вручал ей орден Пилигримов.
Бушующая стихия сосредоточилась над храмом. Его фундамент вздрагивал, вздымая на полу клубы желтоватой пыли. В том месте, где облака прогнулись, сверкнула молния.
Поток искр прорвался с небес к кристаллическому стержню и затопил помещение ослепительным светом.
Януэль закрыл глаза.