И Экси начал смеяться. Он смеялся так, что сполз по стене на пол. Его громкий смех несся вверх, заставляя умолкнуть жужжащее здание с первого этажа до последнего. И все утихало, и оставался только его смех, безудержный и бесконечный. Слезы лились из его глаз, а он никак не мог остановиться. Смех вызывал удушье и страх. Но, он не мог остановиться. Задрожали стены небоскреба, зазмеились волнами и прорвались дырами, за которыми виднелось небо. И последним усилием оборвав этот дьявольский смех, Экси обнаружил себя сидящим на серо-розовых плитах тротуара. Вокруг была тишина и пустота. И понимание, что нет больше двоичной системы выбора, потому что выбор сделан.
Экси бросил последний взгляд на «Ворота города», и тяжело взлетев, отправился к своему любимому фонарю.
Это был, и вправду, хороший день. Лучший в его жизни.
Гульзор
Давно это было. Еще дед моего деда рассказывал. А ему – старый караванщик, которому от роду было сто двадцать лет. Давняя это история. Тогда в пустыне Кызылкум там и сям оазисы были, вода в арыках текла. Везде стояли кишлаки и жили люди. Разводили овец, торговали с проходящими караванами. Хорошо жили – пустыня не смела заходить в их дома. За гранью зеленого пастбища лежала пустыня. Люди не ходили в пески, а пески не шли к людям. Так и было всегда.
Стоял тогда один кишлак, не хуже и не лучше других. И люди в нем жили обыкновенные. Бога не гневили, грешили не больше других. А кишлак тот назывался – Гульзор, что означает цветник. Цветов там росло видимо-невидимо. Тюльпаны росли и розы. А весной на крышах зацветали маки, и тогда весь кишлак казался цветником.
В то время в одном доме жили три брата – Хасан, Хусан и Рустам. Родились они в один день и один час. Поэтому всегда вместе были. Вместе работали, вместе песни пели. Братьев люди любили, за помощью к ним шли. Они никому не отказывали. Добрые были и смелые.
Но пришла в тот кишлак беда. Черная смерть пришла для всех растений. То ли ее проезжие караваны завезли, то ли ветер из пустыни принес. Древесной чумой называли тогда эту болезнь. Пожухли и почернели листья на деревьях. Умерли цветы, уронив некогда яркие головки свои на землю. Скрюченные высохшие стебли виноградников торчали, словно руки мертвецов, застигнутых смертью в пустыне. Пересохли колодцы и арыки. Ветер постепенно заносил их песком, пустыня начинала отвоевывать этот клочок земли. Ночью братья слышали, как песок шуршит по стенам их дома. Стремится залезть во все щели, в двери и окна. А утром у порога они обнаруживали барханчики, которые выметали, вновь и вновь выгоняя пустыню из своего дома. Но что может сделать человек против природы?
Наступил день, когда осталась вода только в одном колодце. Всех овец давно пришлось зарезать, и голод начался в Гульзоре. Тогда и решили братья двинуться в путь, поискать другое место для жизни. Навьючили они двух верблюдов и двинулись в путь. Пятнадцать дней и ночей шли они по пескам. А на утро шестнадцатого дня увидели городскую стену. Такую высокую, что шапка падала с головы того, кто хотел увидеть ее край. И такую длинную, что десять дней понадобилось бы тому, кто вздумал бы объехать ее вокруг. Братья подошли к чугунным воротам. И ворота гостеприимно распахнулись перед ними. Чудный город предстал их взорам. Кругом били фонтаны, рассыпая алмазные брызги, сияющие в лучах солнца. Тенистые уголки манили путников прилечь и вкусить отдых.
Навстречу им вышли люди в белых одеждах. Поклонились и повели во дворец правителя этого города. Никогда еще братья не видели такой красоты. Дворец из белого мрамора стоял в гранатовом саду, и эти удивительные деревья, уже отягощенные плодами, продолжали цвести, наполняя воздух изумительным ароматом.
Молодой правитель города радушно принял их. Подарил новые одежды, усадил за стол, на котором чего только не было и плов, и шашлык, и шурпа. А какие воздушные лепешки подали к столу. Таких белых лепешек братьям никогда не приходилось пробовать. Долго-долго длилось застолье. Прислужницы в блестящих одеждах сменяли блюда, разносили шербет в серебряных кувшинах. Взор услаждали танцовщицы с лицами гурий. А потом братьев уложили в богатой спальне на высокие подушки, на шелковые покрывала. И они уснули так спокойно, как никогда не спали еще в жизни.