Наутро правитель вызвал их к себе и долго расспрашивал, что за беда привела братьев в его город. Они, не таясь, рассказали, как было дело. И про чуму рассказали, и про голод. Правитель слушал их, опустив голову на грудь, и несколько слезинок скатилась из его глаз. Жемчужинами проскользнули по бороде и упали на белоснежную одежду, оставив темные пятнышки. Доброе сердце было у правителя. Счастливый человек всегда добр.
И велел он снарядить караван. Заполнил бурдюки водой, а сумы едой. Много всего дал, чтобы на целый год хватило. А потом, если Аллах будет милостив, может и отступит пустыня от кишлака, и возродятся деревья. А братьям подарил золотую клетку, в которой сидели белоснежные голуби, и сказал:
– Если не уйдет чума с ваших земель, то пришлите мне весточку с этими голубями. Я отправлю караван, который привезет всех вас сюда. Здесь жить будете».
Обласканные, покинули братья чудесный город и двинулись в обратный путь. Но не благодарность поселилась в их сердцах, а жгучая зависть.
– Разве это справедливо, что у одних есть все, а у других ничего? – Спрашивал Рустам.
– Нет, не справедливо, – отвечали Хасан и Хусан. – Все в мире должно быть поровну – это будет справедливо.
Так они говорили. А когда вернулись в свой кишлак, то поровну поделили все, что привезли. И хватило этого всем ровно на год. И хотя шли зимой дожди, но не смогли они заполнить колодцы, а деревья и травы не ожили. Дома до половины погрузились в песок, и стало хуже, чем было.
Однажды, скармливая голубям остатки зерна, Рустам задумался. Голуби знали обратный путь. Нужно было только привязать послание к их лапкам и выпустить на волю. Даже ничего можно было не привязывать. Правитель чудесного города и так бы понял, что беда не отступила от Гульзора. Он позвал братьев, чтобы держать совет.
– Если мы поедем туда, то станем рабами, – сказал Хасан. – Где это видано, чтобы чужеземцев принимали как своих. Нет, скорее всего, нас пошлют на работы, а детей наших заставят с утра до вечера гнуть спину на богатых жителей города.
– Я тоже не верю этому правителю, – согласился Хусан. – Не просто же так он помог нашим людям. Все богачи только и думают, как бы вернуть затраченное с лихвой.
– Так, что же делать? – Спросил Рустам.
– Чума! – Воскликнул Хасан, подняв вверх указательный палец.
– Чума! – Как это вторил ему Хусан.
– Хорошо, – согласился Рустам. – Так и сделаем.
Он перемешал с зерном, растертую в прах кору зараженного дерева, и высыпал голубям. И голуби ее клевали. А потом братья выпустили голубей на волю, и те взмыли ввысь и превратились в белые точки на синем небе, которые быстро растворились и исчезли из глаз.
Через неделю собрали братья всех жителей города, нагрузили верблюдов, взяли воды на пятнадцать дней, и пустились в дорогу. Они надеялись, что к их прибытию, чума сделает свое дело и город достанется им. Зависть часто толкает на дурные поступки, но иногда эти поступки оказываются еще и глупыми.
Когда караван Гульзор приблизился к воротам города, они оказались открытыми. Вокруг стены была мертвая пустыня, но она была и за стеной. Умолкли фонтаны, осыпались и высохли деревья. Но самым страшным оказалось то, что древесная чума, занесенная голубями, изменила свою природу. Все население города унесла черная смерть. По засыпанной песком дороге вошли они в сад правителя, но только черные остовы гранатовых деревьев, как скелеты торчали из песка. Братья вошли в покои, где там и сям виднелись тела прислужников и танцовщиц. И в самой дальней спальне они обнаружили тело самого правителя, на лице которого застыла маска скорбного недоумения.
В ужасе братья бросились к своему каравану, и увидели, что всех людей их кишлака уже посетила черная смерть. Один за другим они падали на землю и застывали недвижными. А за ними, в раскрытые вороты двигалась пустыня, готовясь поглотить то, что еще было живо.
Давно это было. Но неблагодарность человеческая была еще раньше и останется во веки веков.
Голод
«...мечтать было делом моей жизни.
И с этой целью я воздвиг себе, как видите,
чертог мечтаний.»
Было два часа пополудни, когда я, перечитав свежеисписанные убиристым почерком страницы, вдруг испугался мыслей, занимавших меня последние несколько дней. Поразмышляв еще пару минут над странностями собственных чувств, я с удивлением заметил, что легкий испуг начинает перерастать в животный ужас. Я резко оглянулся, но никто не стоял за моей спиной с тяжелым подсвечником в руках, никто не грозил кочергой из темного угла – из чего я заключил, что ужас этот – продукт нервического происхождения, и создан как моей впечатлительностью, так и чем-то еще более ирреальным – чем-то сквозящим и смутным, расположившемся между строк неоконченного рассказа. А сквозило там вот что: никогда, ни под каким видом этот рассказ не увидит света, назовись он хоть новеллой. «А если вдруг?..» – пискнула слабая надежда, но тут же была подавлена. Ибо слова, написанные только что шариковой ручкой, были противны роду человеческому, неестественны и вредны.