— Значит, я могу отправлять раненого?
— Пока нет, поручик, пока нет.
— Почему? Вы выяснили все, что хотели.
— Разве? Откуда вы знаете мои мысли? Да, он назвал несколько имен. Но я обязан выяснить, правда ли эго, затем отыскать того, кто дал им пулю, лишь тогда можно будет обойтись без вашего ефрейтора. Отправить его в Кишинев? Нет, это абсолютно исключено.
— Но здесь он обречен, разве вы не понимаете?
— Послушайте, поручик! Не будем толочь в ступе воду. Вы делайте свое дело, лечите его здесь, насколько хватает у вас умения, а я, буду делать свое. И не надо так на меня смотреть. Мне людей жалко не меньше вашего. Просто вы не представляете последствий того, что случится, если эти пули беспрепятственно пойдут гулять по полку. Второго больного можете отправлять, если оказия будет, а ефрейтора — оставьте.
Доктор молча вышел из жестяного домика. Пора привыкнуть. Не первый год служишь. Клятва Гиппократа, клятва Гиппократа! Гиппократ не был военным врачом. И, кстати, клятвы Гиппократа он не давал, а принимал присягу русского врача — все силы положить на алтарь Отечества.
Он зашел в палатку стоматолога. Тот врачевал — удалял зуб старшине второй роты. Старшина сидел с раскрытым ртом, вцепившись в подлокотники кресла, одновременно готовый и терпеть, и кричать. Стоматолог то запускал щипцы в рот пациента, то извлекал их, хмурясь.
— Уоа? — замычал старшина.
— Простите, что?
— Скоро рвать будете? — непослушный язык мешал, но старшина был настойчив.
— Рвать? Вы, милейший, имеете в виду — удалять? Так я уже удалил, вон он, — Стоматолог показал на плевательницу. Не может без эффектов, артист.
— Скоро полдень, — напомнил он стоматологу.
— Да, время летит. Но мы успеем, — Он приладил поудобнее кровоостанавливающий тампончик, критически осмотрел работу. — Сообразно обстоятельствам оценим как вполне удовлетворительно. Три часа не кушать. До вечера — еще лучше. Ясно?
Старшина мотнул головой, не отрывая взгляда от собственного зуба.
— На память возьмете?.
— Э-а! — категорически отверг предложение старшина. Он ушел, на ходу трогая челюсть, словно не верил, что самое страшное — позади. И правильно, если не верил.
Вместе со стоматологом доктор спустился в убежище. Название громкое. Лучше бы здесь по-прежнему оставался винный подвал. Вином еще пахло, но запах не мог заменить собою былой гордости.
Дрогнуло все вокруг, спустя секунду ухнул взрыв.
— Сегодня Франц, он парень аккуратный, — Стоматолог полез в карман халата, вытащил жестяную баночку, — Консервированная водка, трофей.
— На гранату смахивает, вот и кольцо. — Доктор при свете керосинки разглядывал добычу стоматолога. Рвать зубы умеет, ничего не скажешь.
— Пробовали, не взрывается. — Тот ловко открыл баночку. — Прошу.
Второй снаряд разорвался неподалеку. Ну, Франц, стреляй точно. Наши ответили. Доктор отхлебнул водки.
— Какова? — Стоматолог раскраснелся, лук, которым они закусывали, заставил прослезиться.
— Ханжа, она и есть ханжа.
Действительно, водка была премерзейшей. Не умеют немцы русской душе угодить.
Артиллеристская дуэль шла, как обычно. Бах, бабах. Он даже начал привыкать к этому — ежедневно, в одно и тоже время нужно спускаться в подвал на полчаса и ждать. Поначалу было стыдно — как это, бросить раненых, подчиненных, но неделя гауптвахты вразумила. Она хоть и офицерская, а гауптвахта. Раненых новых найти не проблема, объяснил стоматолог, вон их сколько после каждого наступления, а доктора сыскать все труднее и труднее.
А за подчиненных не волнуйся, у них убежище рядом, в подвале на другом конце того, что от села осталось. Негоже все яйца в одну корзинку складывать.
Он и привык. К тому же, казалось, артиллеристы с обеих сторон действовали по принципу: не тронь меня, и я не трону. Стреляли ювелирно, что наши, что немцы, попадали туда, где нет никого — ни пехоты, ни обоза, ни, Боже упаси, своего брата артиллериста. Словно договор подписали. Ясно было, что все это не просто зыбко, а зыбко крайне — достаточно ретивому командиру желания выслужиться, или снарядов подвезут побольше, или вообще — наступление, и тогда стрелять начнут всерьез, но пока… Вся жизнь на фронте складывалась из пока. На завтра загадывать не рекомендовалось.
Водка, вернее шнапс, начала забирать. Интересно, а что большие чины, знают ли, что Франц и Ваня стараются расстрелять суточный рацион лишь ради звука и нустого сотрясения земли? Хотя в рапортах, разумеется, указано, что цели поражены, уничтожено вражеских орудий столько-то, живой силы — столько-то, а что чинам нужно? Стоматолог не поленился (лечил зуб штабисту) и прикинул — их полк разгромил, по меньшей мере, дивизию Коминтерна — на бумаге, естественно. Было страшно думать, что писанину эту воспринимают всерьез и, исходя из нее, строят планы решительного наступления. Вся кровушка отольется тогда, и вчерашняя, и сегодняшняя. С процентами.