И треск пропал. А потом погас светильник — мгновенно, разом.
— Что там у вас? — голос Ильзе в темноте напугал — громкий и злой.
— Техническая неисправность. Нет связи с поверхностью.
— Причина?
— Не знаю. Возможно, что-то наверху, у Миадзаки. Или обрыв кабеля, — последнее Вано сказал так, наобум. До сих пор кабель был самой надежной частью связи — его и топором не перерубишь. Но все когда-нибудь случается впервые.
— Включайте фонари, только экономно, — распорядился Ильзе.
— Лучше бы по очереди, — предложил разведчик, — Мало ли что, путь хоть и обратный, но…
— Вы предлагаете идти назад? — искренне удивился Ильзе.
— Конечно, — еще искреннее ответил разведчик.
— Нет, нет. Во всяком случае, не сразу. Пройдем еще немного, осмотримся…
— Обратный путь, знаете, не легок…
Ничего, я на вас надеюсь.
Странно, но в полумраке коридор казался бескрайним, бесконечным. Вход отдалился не на метры — на жизни.
Все это от гипоксии, плюс усталость, плюс темновая астения.
Нехорошо. Такой шанс — открыть нечто, стоящее каравана с Земли. А караван — это новое оборудование и места для возвращения на Землю.
Вано знал, что на Землю вернется едва ли десятая часть, остальных ждет Луна. Он, впрочем, не прочь остаться и на Марсе, ведь кого-нибудь да оставят, хотя бы на две старейшие базы.
Они дошли до поворота, крутого, почти прямого. Что дальше? А дальше от коридора разбегались другие ходы — с дверями открытыми, полуоткрытыми и закрытыми, но открывающимися от обыкновенного, ручного усилия. Они шли, только заглядывая внутрь и видя те же переходы, переходы. Лабиринт.
Разведчик прилежно рисовал значки, Ильзе еще пару раз требовал связи с поверхностью, но тут Вано был бессилен, хотя по-прежнему сматывал с катушки нить, надеясь, что неисправность — наверху и Миадзаки чудом сумеет ее исправить. Чудом — потому что у того не было ни диагностических приборов, ни инструментов, ни запасных блоков. Все, что Миадзаки мог, — это постукивать по корпусу умного ящика. Вероятность починки таким способом — Корень квадратный из минус единицы. Для Марса это привычный шанс.
Наконец они открыли дверь, за которой было что угодно, но не коридор.
Пространство внутри загромождено вдоль и поперек трубами, лианами, шлангами — все зависело от угла зрения и фантазии.
— Я настоятельно советую начать возвращение, — разведчик говорил просительно (а, собственно, как он мог еще говорить?), но чувствовалось — не отстанет.
— Уже начали, — отмахнулся Ильзе. — Вот только этот объект осмотрю.
— Тогда хотя бы выключите фонарь.
— Шутите?
— Здесь могут водиться белые мухи.
— Что за мухи?
— Белые. Из доклада Кауфмана:
— А, вы об этом… Легенда, бред умирающего.
— Я их и сам видел однажды.
— Ну, вы, разведчики, чего только не видите. Удивительно, как и целы остаетесь.
— Сам удивляюсь, — согласился разведчик, но от входа отоШел подальше. За ним попятился и Вано, и, поколебавшись секунду, Тамара. И без того материала достаточно, куда же больше?
Но Ильзе вошел в раж. Ему казалось, что следующая находка будет весомее, значимей, и всю славу может получить другой, счастливчик, пришедший на готовенькое. А за ним останется репутация человека, остановившегося в шаге от величайшего открытия. Ему нужен успех, не маленький, значимый для сотни-другой специалистов, а такой, чтобы прогреметь на весь Марс, нет, больше — на Землю. Кем был Рейтё до того, как отрыл Карьер? Человеком, которого знала дюжина сослуживцев. Для руководства же он оставался «эй, как вас там…». А теперь — начальник Базы, ежегодно летает на Землю, перевел туда семью и готовится там, на Земле, сменить Амбарцумяна, директора Института Марса. Случай? Нет, Рейтё шел к нему каждодневно. Могло ли не встретиться ему Колесо? Да, могло и не встретиться. Но мог ли Рейтё, найдя Колесо, не отыскать Карьер? Вот это уже вряд ли. Он, Ильзе, должен отыскать такое, что превзойдет все находки. Выпал случай — так держи, держи его, как того тигра. Пусть он кидается на кого угодно — ты, главное, не выпускай хвост.
Он мог приказать идти вперед разведчику. Да что разведчику — каждому бойцу своего отряда. Именно — бойцу, ведь Марс — это передовая науки. Только ведь…
Ильзе включил фонарь на полную мощность. Белые мухи, как же. Что тогда он во тьме увидит?
Луч упирался в переплетение серых лиан, стволов, стоек и труб. Теплица. Или джунгли, только засохшие, как засыхает фикус в пустой, покинутой квартире.