« – Валентин сумел распознать твою склонность к суициду, и если бы опыт оказался удачным – без зрителей он не имел бы смысла. Но когда ты выскользнул из его ласковых объятий, вся эта свора торжественно накинулась на меня. Еще бы, ведь мы подставили ножку их гуру. А за своего гуру каждый прихожанин готов кинуться в бой. И тогда за психологическими играми может придти откровенное физическое насилие. Это опасные игры, а когда режиссер дурак и болен манией величия, то они опасны вдвойне. Я не хочу быть жертвой идиотов”. Из тебя получилась очень плохая жертва. Успокойся.
Ну, перестань. Это же просто слова. Нет, я не хочу задеть тебя. Просто я еще не изобразил Маргариту в ярости. Ты, что же хочешь, чтобы портрет удался только наполовину?
Что значит, издевайся над своим фавном? Как мне над ним издеваться, если он не говорит по-человечески? Физически что ли? А потом, вы все меня бросите – и я останусь один? Ну, ухмыльнись, красавица ты моя.
А все-таки, я не хотел бы быть на месте Валентина в тот день. Ты же его изничтожила, смешала с прахом, не считаясь с моими чувствами. Я пожалел его тогда какой-то презрительной жалостью. Как плохо все закончилось! Одним махом и всё, всё, всё...
Тогда ведь на лекции оказалось особенно много слушателей. Мы заняли малый зал. А в перерыв все вылезли наружу – покурить. Все твои экстрасенсы дымили как лошади. Это называется “здоровый образ жизни”.
Мы с тобой тогда тоже вышли покурить, и тут к нам метнулось что-то безобразное, оранжевое, разъяренное...
Это был Валентин в ярко-оранжевой майке. Он навис над ними, словно ярмарочный шатер. Худой длинный Макс был ниже на полголовы, а о Маргарите и говорить нечего – она просто потерялась в оранжевой тени. Он в упор разглядывал их серыми невыразительными глазами. Макс впервые заметил, какие у Валентина маленькие глаза. Но обдумать, как следует, это открытие не успел, потому что Валентин вдруг начал орать. И орал так, что привлек внимание огромной толпы, которая была не прочь отвлечься от потусторонних проблем и всласть позубоскалить на счет ближнего. Экстрасенсы разом прислушались и принялись глядеть во все глаза. Да и было на что засмотреться – уравновешенный насмешливый Валентин взорвался:
– Ты была такая чистая! – кричал он Маргарите. – И связалась с этим, с этим... – он подобрал хороший эпитет, во всяком случае, сильный. – Посмотри на себя, на что ты похожа? Что это такое на тебе надето?
Маргарита повиновалась и тупо посмотрела на свои садистские босоножки, которые на самом деле были национальной индийской обувью. И которыми она имела все основания гордиться.
– А ты! А ты... опять влез, куда не просят. Ты мне всю жизнь переломал, как хотел.
Макс смотрел ошалелыми глазами. Но, даже не пытался вставить хотя бы слово в этот поток брани – да, это было и невозможно. Маргарита тоже ничего не говорила. Макс обеспокоено повернулся к ней. Его поразило неживое выражение ее лица – серая неподвижная маска с бесцветными губами. Глаза смотрели на Валентина, но взгляд их, казалось, был направлен куда-то вглубь ее головы. Это был перевернутый обратный взгляд. И Макс по-настоящему испугался.
– Я вас любил, а вы мне изменили! – Продолжал вопить Валентин. – Пусть его даже не так сильно. Но тебя-то, тебя...
Может быть. Может быть, он и любил их. Раздельно и по-разному. После ночи, проведенной с Маргаритой, спешил на свидание к Максу. А вот эти двое не захотели делиться. И почему-то заслуженное возмездие не постигло ни одного из них. Они сами решили все. Как они смели!
– Я вас любил, а вы мне изменили!
В толпе послышался смех. Все это было смешно, и, наверное, глупо. Маргарита молчала.
И вдруг Макс ощутил, что воздух сгущается, и начинает давить на голову, на плечи. Будто бы он находился под толщей воды. Замолчали экстрасенсы. Кто-то ойкнул. Маргарита, до сих пор стоявшая неподвижно, пошевелилась и двинулась прямо на Валентина. Было что-то неестественное в ее походке. Так мог бы двигаться робот. Каждый ее шаг звучал в плотном воздухе как глухой удар сердца.
– Ведьма! – услышал Макс чей-то шепот за спиной, но не смог обернуться.
И тут она засмеялась. Она шла и смеялась, а Валентин пятился от нее, замолчав на полуслове. Невыносимая тяжесть заставила Макса прислониться к стене. Зажужжала и с треском погасла лампа дневного света. И Валентин начал отступать. Он пятился, Маргарита наступала. И в глубокой тишине змеиным шипением раздались ее слова: