— Фипс, что вы думаете обо всем этом?
— О чем, миледи?
— О моем положении в этом доме. О том, что меня посещают старые знакомые.
— Мое дело проследить, чтобы эти знакомые ничего не унесли тайком, закончив визит, остальное же не мое дело.
— Но все-таки любовниц не селят обычно в спальне, предназначенной графине. Не считаете ли вы, что граф собирается на мне жениться? — настаивала Джоанна.
— Сомневаюсь, миледи. Хотя я не умею читать мысли, чтобы понять, о чем думает граф.
На этом лакей откланялся, решительно обрывая разговор.
Что ж, так тому и быть, решила Джоанна. Побудем временно графиней.
Решение проблемы Беатрис Бридж пришло к ней уже к вечеру. Так что на следующее утро, едва закончился завтрак, она спросила у графа:
— Могу я воспользоваться вашей каретой?
— Да, — граф был удивлен ее просьбой. — Могу я поинтересоваться, с какой целью?
— Мне нужно навестить миссис Бридж, мою старую знакомую, и попросить ее поселиться в моем доме, чтобы она присмотрела за ним.
— Джоанна, если вы едете в неблагополучный район, возьмите с собой двух лакеев.
— Да, милорд. Могу я взять Фипса?
— Почему именно его?
— Просто он уже в курсе истории с миссис Бридж. Она навещала меня вчера и… просила о помощи.
Граф как-то странно на нее посмотрел.
— Берите кого хотите, — сказал он после секундного молчания.
— Благодарю вас.
Дом миссис Бридж был какой-то полуразвалившейся хибарой в плохом районе. Видно, ее муж был еще менее удачливый игрок, чем Лэнгфорд. Хорошо, что Джоанна догадалась надеть одно из своих старых вдовьих платьев и теперь не выделялась из толпы.
— Садитесь, — в этот раз роль гостеприимной хозяйки сыграла миссис Бридж.
— Спасибо, — кивнула Джоанна.
— К сожалению, я еще не успела приобрести чай…
— И не надо. Я нашла решение.
Миссис Бридж с надеждой и недоверием воззрилась на свою гостью.
— Поскольку я живу у графа, мой дом сейчас пустует. Вы с детьми должны переехать ко мне.
— Но я вряд ли смогу платить аренду…
— Да. Зато я смогу платить вам, как моей экономке. Я не знаю, каковы дальнейшие планы графа в отношении меня, но дом этот точно мой. И уже сейчас у меня достаточно денег, чтобы скромно, но отнюдь не в нищете прожить остаток жизни.
— О Боже…
— У вас есть лучшие предложения, миссис Бридж?
— Нет… ни одного… но такая благотворительность… унизительна.
— Я знаю. Поверьте, я не заслужила очень многое из того, что сделал для меня граф со времени нашего с ним знакомства. Он помог мне, я помогаю вам. Возможно, когда-нибудь вы поможете кому-то еще. Так вы согласны?
— Д-да.
— В таком случае собирайте вещи. Мы уезжаем.
— Прямо сейчас?
— А вас здесь что-то держит?
Беатрис обвела взглядом унылую гостиную.
— Нет.
Итак, миссис Бридж с детьми благополучно устроились на новом месте, а Джоанна вернулась в особняк графа, временно ставший ее домом.
Вечером Джоанна пришла в его спальню в невинной девичьей рубашке. Граф подавил недовольство: оказывается, он ожидал, что она наденет один из неприличных своих нарядов. Впрочем, какая разница. Он приказал ей раздеться. Некоторое время разглядывал стройную фигуру своей любовницы. Потом приказал ей лечь на его постель на живот.
— Руки вытяни вперед.
Джоанна вытянулась в струнку, ощущая, как скользит по ней его взгляд. Через минуту он подошел к кровати, связал вместе ее запястья и дотянул веревку до изголовья кровати. Связал ее ноги в щиколотках и дотянул веревку до противоположной спинки кровати. Теперь Джоанна была натянута, словно струна. Но граф точно знал меру в том, что делал, и потому, хотя и не могла она шевелиться, особого неудобства не испытывала.
Граф оседлал ее ноги в районе бедер. Его руки принялись гладить и сжимать ее ягодицы, скользнули в сжатую щелку, прошлись вдоль шрамов. Потом его горячий язык повторил этот путь.
Почему-то за день Джоанна сильно устала, и сейчас ласки графа не тревожили ее, а скорее наоборот, усыпляли. Она постепенно начала дремать.
Внезапно он слез с нее.
— Перевернись, — скомандовал он и, понимая, что сама Джоанна в таком положении не сможет перевернуться, практически сам уложил ее на спину. Снова встал над ней на колени, словно оседлав ее бедра. Теперь он мял и целовал ее груди и живот, лишь изредка уделяя внимание тому, что находилось между ее сжатых бедер.
Он посмотрел на ее лицо. Веки Джоанны были чуть приоткрыты, рот расслаблен, как и все тело.
— Тебе нравятся мои ласки? — спросил он, желая понять, что она чувствует.
— А должны?
— Да.
Что ж, должны, так должны. И эту игру она знает.
— Конечно, милорд, — ответила она, чуть изменив тон. Этот вид лжи был самым сложным. Легко изобразить страх и унижение, когда чувствуешь их на самом деле, пусть и не в такой степени, как показываешь. Но с наслаждением легко переборщить и слишком очевидно сфальшивить.
Приоткрыть губы, чуть откинуть голову, немного приподнять грудь навстречу его рукам. Протяжно вздохнуть, когда его язык прошелся по ее животу, чуть углубившись в пупок. Издать протестующий, очень тихий стон, когда он покидает ее, пусть всего лишь на мгновение.
Он помог — скорее заставил, впрочем, чем помог — ей лечь на бок, лицом к краю кровати. Подошел к ее лицу. Она скорее почувствовала, чем увидела, что он поднес член к ее рту, и разомкнула губы, позволяя беспрепятственно воспользоваться ее ртом. Граф сам делал всю работу, ей же только оставалось держать рот открытым достаточно широко, чтобы зубами случайно не поцарапать его.
Когда граф отвязал ее, Джоанна несколько замедленно села на кровати. Несколько секунд посидела, потом встала, подхватила свою рубашку и направилась к двери, соединяющей их спальни, неловкой походкой. У самой двери она повернулась к нему:
— Благодарю вас, милорд, — очень тихо сказала она, склонила голову в едва заметном поклоне и вышла.
Граф развалился в постели, глядя в темный потолок. Что-то грызло его в только что прошедшей сцене. Что-то было не так…
С этой мыслью он и заснул.
Когда утром Джоанна вошла в столовую с тем же выражением лица, что и обычно, он вдруг понял: его вчерашние ласки были для нее всего лишь продолжением обычных услуг. Он хотел видеть, что она наслаждается — и она предоставила ему такое зрелище. А умеет ли она на самом деле наслаждаться хоть чем-нибудь в постели?
«А должны?» — «Да».
Он припомнил и другой разговор:
«— Кто бил тебя?
— Мой муж.
— Тебе нравилось?
— Нет.»
Получается, для того, чтобы поймать ее на лжи, ему надо было ударить ее.
На протяжении всего завтрака он сверлил ее подозрительным взглядом, пытаясь оценить, что в данном случае хуже: побить ее и разоблачить ее ложь или сделать вид, что поверил. Он не смог решить — и оставил это дело до вечера.
Вечером он сделал вид, что пьян. Он, конечно, выпил, но был далеко не так пьян, как хотел изобразить.
Когда Джоанна вошла в его спальню, она сразу заметила хлыст в его руках. Граф сидел в своем кресле и постукивал им по колену.
— А, ты заметила мою новую игрушку… И как тебе? Нравится? Хороша, правда?
— Да, милорд, — вынуждена была ответить Джоанна, собрав эмоции в кулак. Граф был подозрительно общителен. Слишком развязен. Какая же роль отведена ей сегодня?
— Вчера я понял, что все это время ты обманывала меня, — продолжал граф изображать пьяного. — На самом деле тебе все это нравится, ведь так?
Джоанна поняла, что сегодня придется изображать, будто она получает удовольствие от боли. Что ж…
Она виновато, словно он разоблачил ее, опустила глаза.
— Да, милорд.
— Так какого же черта ты дурачила меня все это время?! — рыкнул он и рассек хлыстом воздух. От громкого щелчка Джоанна вздрогнула и нервно сглотнула. Ей не хотелось этого… Она уже забыла, каково это — испытывать боль, и не хотела, не хотела, не хотела вспоминать! А еще и притворяться, что ей это нравится…