— Иногда я спрашиваю себя, помнишь ли ты, что можешь отказать мне. Неприятно думать, что я заставляю делать тебя какие-то омерзительные вещи.
— Поверьте, я помню, — она с нежной улыбкой пожала его руки.
— Помнишь? — он жестом показал ей, чтобы она встала, сам сел на ее место. — В таком случае, покажи мне свою грудь. Здесь. Сейчас.
Он отпустил ее руки и приготовился смотреть.
— Вы хотите, чтобы я отказалась? — ей даже стало смешно. С трудом снимая верхнюю половину платья — а оно совсем не было приспособлено для того, чтобы снимать или надевать его без помощи горничной, — она глядела на мужа и улыбалась. — Я не желаю отказываться. Милорд, — добавила она после короткой паузы и опустила глаза, показывая, что игра начата.
— Дверь не заперта, — бесстрастно сказал он.
— Желаете ли вы, чтобы я закрыла ее?
— Нет. Я хочу, чтобы ты помнила, что дверь не заперта. Сними платье совсем.
Джоанна нервно сглотнула и с опаской посмотрела на дверь. Она вспомнила пустой коридор, по которому они проходили. Кажется, эта половина дома не пользуется популярностью гостей, так что ей нечего опасаться. Но даже если кто-то и войдет, то увидит ее с собственным мужем. О, какой будет скандал: леди застали с ее собственным мужем! Возможность быть застигнутыми лишь подбавила жару в костер, разгоравшийся внутри нее, и Джоанна принялась мучиться с застежками корсета. Раздевание заняло у нее довольно много времени. И все это время муж молча смотрел на нее.
Когда она, полностью обнаженная, если не считать драгоценностей в ушах и на шее, встала перед ним, он сказал:
— Надень обратно перчатки. И чулки. Потом опустись на колени и убери руки за спину.
О да, давно он не ставил ее на колени. В животе сладко ныло, а дыхание стало неровным. Джоанна бросила быстрый взгляд из-под ресниц на незапертую дверь и выполнила приказание.
— Раздвинь ноги.
Джоанна выполняла приказы не спеша, доставляя удовольствие своей медлительностью и ему, и себе, а граф не торопился отдавать следующий приказ
— Возьмись руками за ступни и выгнись. Покажи мне себя.
Джоанна выгнулась, как он приказал.
Он подошел к ней и присел рядом. Его рука нырнула ей между ног. Там было горячо и очень влажно. Его пальцы сначала пробежали по внутренней стороне ее бедер, и она почувствовала, как там скользко. Она была такая мокрая, что из нее совершенно бесстыжим образом текло.
— Тебе нравится… — констатировал он.
— Да, мне нравится.
— На кушетку, — приказал он, поднимаясь на ноги. — На четвереньки.
Джоанна сделала несколько шагов. Оказывается, при передвижении сосущая пустота внутри ощущалась гораздо сильнее. Она даже мысленно молилась: «Скорее, пожалуйста, скорее…»
Он встала на четвереньки и вновь раздвинула ноги, желая показать, как жаждет его.
Когда она шла спиной к нему, он опять увидел ее шрамы. Почему-то он всегда забывал о них и, вспоминая о Джоанне или представляя ее себе, всегда представлял себе чистую кожу. Увидев это безобразие, он почувствовал мгновенный укол совести. Как обычно, вынужден был напомнить себе, что это не его вина. Не его, но такого как он. Нет…
Джоанна в неприличной позе стояла на кушетке, он видел ее бесподобную грудь с напрягшимися сосками. …А дыхание жены с каждой секундой все больше и больше походило на нервные всхлипы. Он подошел к ней и нежно погладил грудь. Джоанна не стесняясь подалась вперед, стараясь прижаться к его рукам покрепче, и ее странные всхлипы сменились стоном неприкрытого облегчения и удовольствия. Несколько минут он уделял внимание ее груди, жаждавшей его прикосновений.
— Чего ты хочешь? Скажи мне, — спросил он, убрав руки.
— Я хочу вас. Пожалуйста. Сейчас. Я пуста без вас.
Он положил руку на ее круглую попку, и Джоанна вновь с наслаждением застонала и подалась навстречу его прикосновениям.
— Прошу вас, Грим… — прерывистым шепотом молила она, ибо он медлил и не спешил взять ее. Собственное имя он не ожидал услышать в такой момент. Он не стал раздеваться, просто приспустил штаны и одним мягким движением овладел ее телом, вызвав новые стоны удовольствия. Каждое его движение вызывало новый стон, и каждый стон звучал музыкой в его ушах.
Обжигающая волна удовольствия накрыла их одновременно, после чего наступила блаженная тишина. Схватив ее в объятия, он упал вместе с ней на узкую кушетку. Вдвоем они с трудом поместились, но несказанная близость друг к другу перевешивала все неудобства.
— Благодарю вас, милорд, — прошептала Джоанна совершенно искренне. Ему же хотелось попросить у нее прощения за то, что он так бесстыже поступил с ней в чужом доме, в незапертой комнате. Но поскольку она казалась абсолютно счастливой сейчас, он не стал все портить извинениями. Вместо этого поцеловал ее в растрепавшуюся прическу и сказал:
— Ты назвала меня Грин.
— Я просто… не смогла договорить, — смущенно объяснила она. — Простите.
— Нет, — решительно прервал он ее извинения, вновь поцеловал и обнял покрепче. — Это лучше, чем постоянно слышать «милорд».
Через несколько минут он поднялся, помог подняться Джоанне и стал помогать ей одеваться.
— Как ты смогла все это снять сама? — с искренним недоумением спросил он, помогая затягивать корсет.
— О, просто очень хотелось раздеться, — двусмысленно улыбнулась Джоанна, якобы имея в виду ненавистный корсет, но намекая на желание близости с мужем. В тот момент, когда она стояла в одном нижнем белье, собираясь надеть кринолин и платье, дверь в комнату отврилась. На пороге стояла хозяйка дома.
Графиня Ливингстоун испуганно взвизгнула, глаза ее расширились до размера чайных блюдец и она с грохотом захлопнула дверь, не давая своим спутникам или спутнику — кем бы они ни были — увидеть происходящее. Хотя граф не сомневался, что она расскажет все, что видела. По большому секрету, разумеется, который уже завтра будет общеизвестным.
— Боже мой, — Джоанна спрятала пылающее лицо у мужа на груди. — Нам повезло, что она не вошла на полчаса раньше.
Граф мысленно дал себе зарок отныне всегда запирать двери.
Искреннее желание Джоанны отдаться ему здесь и сейчас, и даже при незапертых дверях, было бы очевидно даже самому тупому мужлану, а граф отнюдь не считал себя тупым. Она желала его и только его. О том, что ее желали другие, она говорила с равнодушием и плохо скрытой брезгливостью. Остальные мужчины ничего для нее не значили, а он… что-то значил.
Ночью он вновь привычно разбудил Джоанну, которой снился кошмар. Она прижалась к нему, всхлипывая и успокаиваясь.
— Гримстон, могу я попросить вас об одной вещи?
Он в душе тихо радовался, что она опять обратилась к нему не как к постороннему господину. О, не по имени, по титулу, но для начала и так хорошо.
— Да, Джоанна, конечно.
— В следущий раз, когда вы… захотите меня, не могли бы вы сделать со мной что-нибудь… ужасное?
Более чем странная просьба. Граф встал с постели и зажег свечу. Ему нужно было смотреть на жену.
— Ужасное? — бесстрастно переспросил он.
— Ну… вы же, наверное, представляете себе… разное. Самое ужасное из того, что вы когда-либо делали или хотели сделать с женщиной.
Губы графа дернулись в невеселой усмешке. Он приподнял подбородок Джоанны, глядя ей прямо в глаза.
— Очередная проверка? — спросил он.
Джоанна, прикрыв глаза, нервно сглотнула, безмолвно признавая, что он угадал.
— Что ты хочешь проверить?
— Я… не могу сказать.
Он помедлил и кивнул, соглашаясь.
Через неделю.
Он, конечно, просто не мог сделать с Джоанной ВСЕ те вещи, которые приходили ему в голову. Но за пять часов можно сделать многое, очень многое. Он кончил трижды, Джоанне тоже перепало немного удовольствия. По крайней мере, если те два раза, которые он заметил, были ей в радость. В чем он сомневался.
Сейчас, когда он развязывал ее, она выглядела очень измученной. Он не бил ее, хотя плеть тоже поучаствовала в этих играх. Джоанна ее действительно боялась, и вздрагивала от каждого легкого прикосновения орудия пыток к своему телу.