— Нет.
И она держала эту ложку во рту, пока не уснула у меня на руках. Она — все, в чем я нуждаюсь. Все мои желания, о которых я знаю, тоже она. Эстель определенно будет красавицей. Правильные черты лица, идеальные пропорции фигуры и бархатистая кожа. Красавица с изюминкой, шармом и искоркой. Неповторимая в своей очаровательной индивидуальности, совершенная в своей гармоничности и обладательница света, который будет литься даже из глаз. Непременно свет и непременно теплый. Холодный иногда. Нотка стервозности должна быть присуща, хоть это уже иная категория девушки. Любоваться правильными чертами и созерцать все остальное. Пусть думают, что холод в глазах исключает любование, как таковое, но нет. Эстель создает с самого рождения ауру, которую невозможно не любить.
— Она, как и ее мама, не даст никому испортить свое доброе сердце, — входит Майкл в комнату.
— Уже поздно, — говорю я тихо. — Нечего портить.
— Даже если ты ангел, найдется тот, кому не нравится шелест твоих крыльев.
— Читай меньше такой чепухи.
— Ты так боишься, что кто-то посадит тебя в клетку. Ты уже в клетке. Ты сама ее создала. Она всегда будет с тобой, потому что куда бы ты не отправилась, от себя самой тебе не убежать.
— Отличное окончание вечера, — поднимаюсь я с кресла-качалки, ложа Эстель в кроватку. Включаю видео-няню, и направляюсь к выходу. — Вернуть бы нашу первую встречу, Майкл. Я бы не пришла, ведь слишком люблю себя, чтобы быть с кем-то еще.
— Вон сколько сердец ты уже собрала, а своего собственного у тебя, как не было, так и нет.
— Зачем ты сюда приехал? — закрываю я дверь в детскую. — Я тебе, кажется, не разрешала тут находиться.
— Лучше тебе мне ничего не запрещать, а то как бы я не плюнул на все запреты и тебе это боком не вылезло.
— Тебе не видно, но у меня коленки от страха подкашиваются. — Мы стоим лицом к лицу, и со свирепостью в глазах смотрим друг на друга. — Ты говоришь порой такие правильные вещи, являясь таким неправильным человеком. Со мной хоть все просто. Я плохой человек, и хорошим никогда не притворялась.
— Снова оскорбления, да, Эс?
— Снова правда, которую ты никогда не умел слушать!
— Шрамы у меня от твоей правды.
— У тебя шрамы? Видишь ли, смерть не касается тебя. Она забирает тех, кто нас окружает. Помнишь о смерти, в которой ты виноват? Я хотя бы заслуживаю быть высокомерной, а на тебе это даже смешно смотрится!
— Ладно, хорошо, — проводит он ладонью по волосам. — Ты удивительно неприятная личность, но у тебя есть достоинство.
— Самокритика — двигатель прогресса. Когда я критикую себя, я становлюсь лучше. Когда критикуешь меня ты, то идешь нахер.
— Эс, — пытался он успокоиться. — Идем выпьем чаю?
Он улыбнулся, и я хотела сделать то же самое в ответ. Его черты лица были до изумления красивы. Когда он улыбался, то делал это всем телом. Глазами в первую очередь. Они искрились, и вот поэтому я видела Эстель в нем.
— Ладно, — выдохнула я. — Мы просто берем паузу.
— Паузу.
Майкл заваривал чай, а я села за стол и рукой придерживала голову.
— Знаешь, опасно заваривать чай в большую кружку, так что мне маленькую, — сказала я легкомысленно.
— Почему? — усмехнулся Майкл, хоть и непонимание на его лице было остро выражено.
— Можно уже не вернуться к обычной чашке, хочется больше и больше, и точка невозврата пройдена. И вот ты ловишь себя на понимании того, что уже завариваешь его в трехлитровую банку, потом канистру, цистерну, и наконец в один момент макаешь пакетик в тихий океан.
Плечи Майкла тряслись от тихого смеха, и когда он повернулся ко мне, все еще смеясь, поставил на стол чашки и чайник з заваренным чаем. Мне нравилось это. И несмотря на то, что я была той еще мразью, у меня кажется было сердце. Доброе сердце. И когда говоришь какую-то гадость даже Майклу — чувствуешь. Хоть и продолжаешь все это выговаривать.
— Давай улетим? — склонил он голову набок.
— Самолет или коньяк?
— Мне жаль, Эс, — стало его лицо серьезным в следующее мгновение. — Жаль, что я сделал все, чтобы теперь об твое сердце мог разбиться даже Титаник.
Все становилось только хуже. Я снова вспоминала, как это — любить Майкла. Как нуждаться в нем все чаще, а потом — все время. И хоть у нас существуют определенные вслух несказанные правила, такие, как никакой нежности или близости. Никаких поцелуев и ночевок, проводим мы время вместе, только когда нужно по работе, или он ночует в комнате Эстель на диване, чтобы побыть с ней, они не помогают моему уму понять, что я не должна хотеть, чтобы Майкл обнял меня. Укутал в своих руках, и я смогла просто расслабиться.