Я толкнула его на стол и медленно опустилась на член. Майкл улыбнулся и, поднимая меня за ягодицы, ускорял темп. Мы все время не сводили взгляд друг с друга, словно пытались впитать те эмоции, страсть и чувства, которые были внутри. Вонзаясь в меня, словно после жизненной разлуки, я понимала, что не так скучала по нему, как исключительно по нашему сексу. Мои руки были на его спине, царапая ее до крови. Мы быстро двигались, и когда Майкл вошел пальцем в мой задний проход, всё еще посасывая грудь, я снова взорвалась. Он последовал за мной, сильно прижимая к себе, и несколько минут все еще не переставал двигаться внутри.
Я оставалась в такой позе еще какое-то время, вспоминая, как все начиналось. Как я отправила ему пустой блокнот, на котором было написано: «История моих с тобой оргазмов». Майкл знал, что это не так, и оценил мою шутку. После он отплатил мне прислав лифчик-нулевку и бикини размера XL. У нас были потрясающие отношения, а затем мы оба испортили их чувствами.
Я поцеловала его в щеку и отправилась в душ. Мы оба знали, что так будет, и оба принимали это. Мы поступали друг с другом так же, как со всеми остальными выбывающими людьми в нашей жизни, пытаясь убежать не от них, а от нас самих.
Я отключила воду после того, как стерла с себя все следы. Стерла его запах и доказательство любых прикосновений. Я пыталась отключиться от всего, что было бы связано с Майклом. Он открыл дверь в ванную и подал мне полотенце.
— Может, мы пойдем развлекаться этой ночью?
— Сходи в клуб, — завернулась я в полотенце, поднимая на него глаза.
— Я хочу с тобой, Эс, — схватил он меня за руку. — Ты же любила наши игры.
— На самом деле я не люблю клубы, Вудс, — вырвалась я. — Мне не нравится эта странная музыка, алкоголь, запах сигарет и особенно мужчины, которые мнят себя трезвыми красавцами.
— Что же ты тогда любишь? Ты же все время жила такой жизнью.
— Я люблю прогулки летними вечерами и уровень интеллекта у мужчины, с которым я веду беседу.
— Ты так отстала от жизни, Эс.
— Наверное, поэтому я до сих пор не замужем, — открыла я дверь, направляясь к дочери и "молитве", которая должна мне помочь пережить сегодняшний день.
Что значит наш человек? Человек, с которым ты можешь отлично поговорить или хорошо помолчать? Тот, который тебя слушает или слышит? Тот, с которым хочется спать или просыпаться? Тот, с которым приятно ужинать или комфортно завтракать? Почему, когда умирают сотни людей, мы ничего не чувствуем, если не знаем их? Где та самая грань? И я понимаю, что все люди разные, но почему грань сопереживания, сочувствия и поддержки у нас так отличается? Почему мои подруги сопереживают всем, а я со стула не встану больше чем за десяток людей на этой планете? Как часто люди называют меня бесчувственной, но на самом деле, по большому счету, никто не пытается узнать причины. Когда ты закрываешься, люди думают, что ты жесток, но никто не рассуждает о том, что ты сильный из-за пройденного и недоверчив из-за пережитого.
— Ты пахнешь сексом, — прошептала Эмили, улыбаясь, когда мы сидели на веранде.
— Вообще-то я пахну Шанель, — закатила я глаза.
— Нет, — покачала головой Эбби. — Ты пахнешь жестким, животным, фантастическим сексом. У меня нюх на такое.
— Надо же, как ты изголодалась, — засмеялась я в ответ.
— Боже, милая, ты потрясающе выглядишь, — улыбнулась Ева. — Фигура, улыбка, походка, блеск в глазах. Ты влюбилась?
— Потрахалась.
— Вы с Майклом снова вместе? — в замешательстве спросила Долорес.
— Нет. Мне не нужен больше мимолетный роман, даже с отцом моей дочери.
— А как же вы общаетесь?
— Он делает то, что хочет, а я не спрашиваю и не запрещаю. Пока Эстель в безопасности, он может строить Титаник и запускать его по воде в ванной.
На улице было четыре часа дня и я, как и каждый день рождения, встречалась с подругами. Мы все называем друг друга семьей, но для меня это больше, чем семья. У всех них было хотя бы по одному родителю, которые их любили, я же была совсем одна. В этом мире у меня кроме них нет ни одного человека, который бы верил в меня, любил и был рядом, несмотря ни на что. Та ссора в клубе, которая свела нас вместе, была не просто очередной моей вспышкой. Тогда я работала под прикрытием и с первых секунд знала, что смогу им верить. Но все-таки не смогу рассказать правду о своей жизни, и не потому что не верю, а просто хочу держать их подальше от опасности.
— Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? — спросила Донна.
— Он называет меня лакомый кусочек, — закатила я глаза.
— Тебя бесит, когда он тебя критикует и когда не критикует, — сделала глоток вина Долорес.