Эти крики ни с чем не спутаешь. Ученица дрожала. Отец Дьюла приговаривал:
– Обожаю эти аккорды. Всегда пробирает до мурашек. Вслушайся хорошенько.
Мышцы рвались, суставы расходились, что вызывало обильное внутреннее кровотечение. Криомант выглядел, как живой труп.
Альдред задержался, и Верховный почувствовал его взгляд. Он не разглядел, что у порога встал один из его подчинённых, и рявкнул:
– Ингрид! Закрой дверь, кому говорил?
Студентка подорвалась и бросилась к выходу. Воспитанник сестры Кайи рассмотрел её. Это была миловидная блондинка чуть младше него. С дурацкой рваной стрижкой под мальчика и пухлыми красными губами.
Они встретились взглядами. Альдред сохранял внешнюю невозмутимость. Ингрид, кто бы она ни была, испугалась и затворила дверь. Практик пошёл дальше.
Миновал кабинеты, где канцеляры и крысобои вели первичную документацию. Они и сейчас усердно марали бумагу средь бела дня за прикрытыми дверьми. Альдред проскользнул мимо них незамеченным, воспользовавшись оживлённой беседой. Не хотел он, чтоб его задерживали. Излишние разговоры ему были ни к чему.
В какую камеру здесь ни войди, она полна самых разных пыточных снарядов. Ещё в учебке куратор смотрел на них и давался диву, как у человека хватает фантазии создать подобное. Будто тяга к насилию прямо заложена в его природе. И что самое страшное, Свет и Тьма порицали жестокость в миру, но поощряли в деяниях Инквизиции.
Особую жуть на практика наводили вестанский козёл, он же бдение, папская груша, пресс для черепа и железная дева. В последних инквизиторы перевозили особо опасных магов, чтоб ни единый мускул их тел не дёрнулся. Сплав не обязателен тогда.
Пыточные камеры чередовались с комнатами дознания. Там просто вели беседы с еретиками, отступниками да дезертирами. Естественно, в том случае, если они сговорчивы. Это спасало от пыток, а от казни – далеко не всегда.
Аналогичные комнаты имелись и у репрессоров уже на верхних этажах Башни. Открывали их часто. В них не только проводили дознание, но и пытали. Благо, канцеляры не жадничали и предоставляли всякие любопытные инструменты. В своё время Альдред обожал к ним прибегать, и лишь под конец научился обходиться словами.
Своим ходом куратор дошёл почти до западного крыла каземата. Ниже только аварийный склад амуниции, алхимических элементов и боеприпасов на крайний случай. Если вдруг пути наружу и в арсенал верхних этажей отрезаны. А ещё ниже – останки давешних обитателей Города и известняковая порода.
Наконец-то Альдред заметил впереди Модрича. Тот стоял, обсуждая что-то с первым среди Канцеляров. Они шушукались, лишь бы кто-то, кого они держали в прикрытой комнате дознаний совсем рядом, не услышал их. Завидев куратора, инквизиторы смолкли.
Смотрели на него настороженно, совсем не понимая, что он тут забыл.
Практик подошёл к ним и склонил голову в почтении. Проронил:
– Верховные…
Глава 5-2. Каземат
Канцеляр замогильным голосом предупредил его:
– Здесь тебе не место для прогулок, мальчик.
Альдред поглядел на него. Тот противно осклабился, обнажая оставшиеся гнилые зубы. Практик сразу пожалел, что увидел это. Сглотнул и облизал губы.
Если и смотрит людоед на жертву, то так, считал он.
Верховного Канцеляра звали Буассар. Очередной иностранец. Это не тот человек, которому стоит переходить дорогу. Его сторонился весь корпус. Не потому, что он представлял опасность всем и каждому. И дело даже не столько во внешнем виде.
Лысый череп его покрывали шрамы от когтей горного грифона. Когда-то и он служил персекутором, пока не перевёлся по собственному желанию. Он не показывал особых успехов на прежнем месте, и тогдашние Верховные легко согласились. Карьера Буассара тут же пошла вверх усиленными темпами.
Рубцы же спускались на его лицо до края губ. Ухо тварь ему изрядно разодрала. Если бы Альдред не знал, посчитал бы, что Буассар так и родился с одним только целым.
Выглядело это отвратительно. Разумеется. Да только шрамы, полученные в бою, не самое страшное.
Безбородый Верховный сошёл с ума. Ему даже понравились эти отметины. Он стал нарочно заниматься самобичеванием, не оставляя на теле живого места. Прикрывался замаливанием грехов перед образами Света и Тьмы. Никто так не стегал себя плетью.
Те, кто ходил с ним в термы, говорят, что Буассар выглядит как один большой шрам. Инквизиторы считали, если с собой он так поступил, своих-то не пожалеет. Чего и говорить про глупцов, преступивших закон Света и Тьмы.
И ведь правы болтуны. Первый Канцеляр запоминал всех и каждого. Когда кто-то из его негласного списка оступался и попадал к крысобоям, в случае достаточного резона тот занимался им лично. Бедолаг вычёркивали. А о зверствах Буассара ползли всё новые слухи – каждый следующий страшнее предыдущего.
Практику вдвойне было страшно, ибо Верховному Канцеляру было, за что притянуть его. Тот просто не знал о греховной связи куратора с сестрой Кайей. Пока что.
– М-меня зовут Альдред Флэй. Кураторский отдел. Практик. – заблеял парень.
– И что же такой щупленький, неказистый, маленький практик забыл в моём каземате? – чуть надвинувшись на него, спросил лысый.
Маленький… И это при том, что практик был его на голову выше. Особенно куратора оскорбило слово «щупленький»: вообще-то он часто упражнялся в атлетике.
– Хм, Флэй? – Модрич призадумался. Его вдруг осенило. – Это имя мне знакомо. Ты же потушил одержимую в Рунном Зале? Это о тебе рассказывала сестра Кайя?
– Да, это я, – заявил практик.
Он надеялся, что Верховный Персекутор спасёт его от лысого безумца. И ведь не прогадал же.
– Брат Жермен, прошу меня простить. Мы продолжим наш разговор за обедом, если Вы не против. Надо бы пообщаться вот с этим молодым человеком, – быстро и чётко проговорил Модрич.
– Вот как, – протянул Буассар. Выглядел разочарованно. – Что ж, не смею задерживать. Я обдумаю ваши слова на досуге, брат мой.
Лысый взглянул в последний раз на куратора, чуть прищурившись. Всматривался в него так, будто лез под кожу взглядом. Затем он промычал что-то себе под нос и пошёл в восточное крыло. Отец Жермен чуть хромал на правую ногу.
Практик спрашивал себя: как эта морщинистая, старая развалина может служить в Инквизиции, а сестра Кайя нет?
– Хм, Альдред Флэй, значит? – вдруг сказал Буассар, удаляясь. – Я запомню это имя.
У того на спине выступила испарина. «Жуткий тип», – думал чёрный плащ.
– Я ждал тебя ещё несколько дней назад, – строго заметил Модрич и ощупал вороную щетину.
В полумраке этот смуглый долговязый персекутор и сам вовсе выглядел чёрным.
– Дико извиняюсь, отец Радован. – Как если бы это загладило вину, Альдред поклонился ему ещё раз. – Я долго не мог решиться.
Тот запросто бы отчитал сынка и даже подумал бы, будто он недостоин пополнить ряды персекуторов. Но Модрич был человеком слегка иной культуры, не похожий на Флэя, местных, Буассара или даже сестру Кайю. Он легко воспринял ответ Альдреда:
– Понимаю. Обычно инквизиторов из других отделов к нам палкой не загонишь. Мы же в авангарде. – Радован сложил руки на груди, вскинул плечи, прислонился к стене. – Почему в крепости не подождал?
– Да один из ваших сказал, что Вы здесь. Дай, думаю, зайду. Может, не затруднит… – стушевался куратор.
– Н-ну, мог и там подождать, на самом деле, – беспечно размышлял Модрич и почесал затылок под конским хвостом. – Не суть. Я бы сказал, даже хорошо, что ты здесь.
Альдред округлил глаза, не понимая.
– Помнится мне, до вступления в сан практика ты был репрессором. Верно?
Тот кивнул.
– Очень хорошо. Лучше тебя с задачей всё равно никто не справится.
– Слушаю.
Флэй хотел извиниться за задержку и сразу зарекомендовать себя перед главнокомандующим с наилучшей стороны. Хотя понятия не имел, что за бремя отец Радован хотел взвалить на него.
– Мне надо сейчас в крепость идти. Из Цима привезли новую партию экспериментального оружия. Крайне мощное. Надо всё сверить со списками, проконтролировать, подписать накладные. Доставщики, как обычно, или проворонят груз, или прикарманят и сбагрят на чёрном рынке. Редкая сволочь. Там и увидимся, в общем, как закончишь…