Вначале прикасаться к ней было неприятно. Ее от маковки до пят покрывала прозрачная вязкая слизь, вроде густого желе. Еще один мокрый призрак в лесу. Ошметки этой слизи были и в яме, и вокруг.
— Я слышала, — неуверенно начала Лара, — что у больших озер крестьяне справляют старинные праздники. Ну, которые были до истинной церкви. Как раз в начале лета. Купаются ночью, в чем мать родила, рядятся в цветочные гирлянды, прыгают через костер и зовут дьяволов.
— Ты считаешь, она из этих язычниц?
— Кто знает. И чем она вымазалась? Вдруг это зелье? А мы его трогали. Глянь, на нее и мошки не садятся. Всосется мазь, начнешь видеть всякую чертовщину. Опять же, яму вырыла. Звала кого-то из земли, что ли?
— Хватит меня пугать. Она не похожа на простолюдинку. Сравни свои пятки и ее.
— Не надо про мои пятки! Здесь тоже моются, не хуже вас, и пятки камнем оттирают!
— Чтобы принести столько мази, нужно ведро. Где это ведро?
— Эй, гляди, просыпается!
Золотоволосая девочка заморгала, удивленно глядя на них, и приподнялась, опираясь на руку.
— Руни джа даси нирубутэ? — спросила она певучим голосом.
Лара оторопела, потом обратилась к Лисси:
— Ты иностранные языки учила?
— Да, несколько. Но этого языка я не знаю. Похоже на витенский.
— Даси бу гахаджика джаку пату палисо? — с интересом продолжала златовласка, сев, словно дома на подушках. Поцеловав сжатые кончики пальцев, она сложила ладони перед лицом, как при молитве. — Бука бу цани хаджау рухат?
Лара прищелкнула языком:
— Джика-джаку, ну дает! Я сдаюсь, не понимаю ни бельмеса. Эта девчонка явно из-за границы. Слушай, Лис, ведь на юге живут желтоволосые дикари? И язык у них особый.
— Надо как-то объясниться с ней. — Лисси наморщила лоб.
Она показала пальцем сначала на себя, потом на Лару:
— Лисси. Лара. А ты? Ты кто? — указала она на златовласку.
Та рассмеялась:
— Лисси, Лара! Туджи! Зэ халеф вайтэ паджэн хайта пату палисо.
— Нет, давай еще раз. Лисси. Лара. Одно слово. — Лис подняла один палец. — Одно. Лисси. Лара.
Иностранка задумалась, на лице ее появилось неуверенное выражение. Тоже подняв палец, другой рукой она ткнула себе в живот:
— Хайта.
— Хайта, ничего себе имечко. Сроду таких не слышала, — покачала головой Лара. — Придется сдать ее жандармам. Только обычным, не военным. Возьмешься? По-моему, ты ей понравилась. У вас волосы похожи.
— А ты? Разве мы пойдем не вместе?
— Сначала надо выйти из оцепления. — Лара ушла от прямого ответа. — Там посмотрим.
— Хайта, Хайта! — Златовласка бодро поднялась во весь рост.
— Туда. Идти. Топ-топ, — объясняла Лисси, размахивая руками.
— Топу, топу! Хайта, — вроде бы соглашалась златовласка, ладонями счищая с ног желе.
— Потянем на травинках, кто ей отдаст сорочку. Кому короткая, та отдает.
— Лучше отдай ей башмаки. На таких нежных ножках она далеко не уйдет.
— Да, верно. Тогда ей достанется твоя сорочка.
Но обуваться и одеваться Хайта наотрез отказалась, упиралась и отбрыкивалась:
— Ятэна! Хайта ятэна ируха!
— Да пойми ты, так ходить нельзя, — убеждала Лисси.
— Ятэна.
— Да что за дура бестолковая! — Лара, натянув плохо высохшие вещи, взялась за револьвер. Как раз Хайта оттолкнула Лисси, и Лара, в раздражении шагнув к ним, сжала пальцы, надавив при этом спусковой крючок.
Грянул выстрел, раскатившись эхом по лесу, пуля вонзилась в мох рядом с босой ногой Лары, девочка в испуге бросила оружие, а Хайта упала вниз лицом и закрыла голову руками.
— Кто дура?! — закричала Лисси. — Зачем оставила курок взведенным?!
— А ты куда смотрела, если умная?!
— Я что, следить должна?! Я сама не своя после крушения!
— Ну вас всех! — Лара раскраснелась от стыда. — Эй, не трожь револьвер, не твой!
— Ятэна, ятэна, — скулила Хайта, в ужасе приподняв лицо. — Айтэ будаку нитэ, зэ джилия ируха.
— Он мне нужен, для голосов!
— Бери, но в следующий раз спроси меня, как с ним обращаться.
— Ладно, — хмуро согласилась Лара и, чтобы показать, как ей нужна железная штуковина, приложила барабан ко лбу. Хайта продолжала лепетать, и внезапно Лара услышала громко, отчетливо, близко: