Выбрать главу

Тот, кого молния поцелует, но в живых оставит — станет генералом или графом, капитаном корабля или епископом. Самым везучим Громовержец оставляет знак на теле. Такие, меченные молнией, будут праведниками.

Профессор Картерет презирал поверья. Громоотводы на шпилях дворца вели силу туч в подземные баки-ловушки. Если сломается электростанция, запасы тока не дадут остановиться холодильникам, погаснуть лампам.

Дождь лил за окнами, угрюмый темный парк шумел, а профессора грызли сомнения, и донимала обида.

Принц отнял девчонку — зрячего медиума! Таких бывает два из тысячи, и не все годны для дальнего зрения. Что от нее останется? Труп, продырявленный пулями. Если угодят в голову, то даже мозг не исследуешь.

А черный эфир? Неизученное, тайное пространство. Те, кто туда заглядывал, приносили Риксу странные, волнующие впечатления, похожие на сны — вернее, на галлюцинации. Слух и зрение на миллионы миль — возможно ли?.. Верба уверяла, что беседовала с чудищами в оболочках из металла или льда, живущими в неведомой дали — а уж дистанцию она, как медиум, могла определять! Но она уснула, больше спросить некого.

«Ужасно, что мои планы, мои надежды связаны с капризами и увлечениями Цереса. Наука… она его интересует как инструмент власти. Или как оружие. А истина? Великая, святая истина, ради которой можно пожертвовать всем — репутацией, судьбой?..»

Вздохнув, профессор окинул взглядом шкафы, где на полках стояли лабораторные журналы — плоды его многолетних опытов.

«Разве он способен оценить мои усилия?.. Кому я передам все это?»

Записи в журналах были разные. Иные страницы стоили кому-то жизни. Скверно будет, если их прочтет смекалистый чин из сыскной полиции. Такой инспектор может пригласить эксперта — скажем, графа Бертона, — и грянет суд.

Веревка. Картерет невольно потер морщинистую шею.

«…а когда я перестану дергаться в петле, они выгребут мои шкафы и увезут бумаги в Гестель. О, да, они будут чисты! Просто перешагнут через трупы, не замарав ног, и продолжат с того места, где я завершил. Я их знаю. Они так же алчны до истины, только не желают пачкаться. И они получат ордена, награды, титулы, а меня бросят в яму с негашеной известью. Это — справедливость?»

Стук в дверь.

— Войдите!

Караульный жандарм выглядел как подопытный, которому сказали: «Сейчас мы вскроем ваш череп».

— Гере профессор…

— Ну, что вам нужно?

— Там… у крыльца…

— Говорите четко — кто пришел.

У жандарма зуб на зуб не попадал.

— Пожалуйста, взгляните сами! Я не могу смотреть, увольте.

Рассерженный Картерет быстрее обычного пошел к темному вестибюлю. Что за шутки? Двое здоровенных мужчин, вооруженные, привычные к жестокости — и, будто мальчишки, зовут папеньку: «Ой, страшно! Ой, а вдруг это не почтальон?»

— Они к вам-с, — заискивая, жандарм забегал то справа, то слева. — Я с ними нечего-с… зла не желал. И когда сказали мне, что их к расстрелу, я сразу осенился и прочел молитву. Пусть, мол, упокоятся в обители громов! А они никак-с. Вас требуют-с для разговора. Может, вы им должны остались? Или вслух сказали нехорошее?

Второй караульный замер у входной двери, сжимая карабин.

— Там они? — зашептал первый.

Бледный как смерть второй кивнул.

Картерет не спешил подойти к двери. Достаточно открыть задвижку, отворить смотровое оконце и…

«Не может быть. Этого не бывает», — убеждал он себя, но из глубины души медленно, толчками поднималось что-то вопиюще ненаучное, ребячье, тех времен, когда Рикс еще верил в Бога Единого и ангелов.

Тогда ребятня — с парнями и девчонками постарше — собиралась вечером в овин, послушать странника к святым местам. Странник ел принесенную снедь, пил пиво, закуривал и начинал рассказ, от которого ребята ежились, а девочки жались друг к дружке.

«Они в грозу приходят. Дождь им силу придает, а молнии путь озаряют. Кто им должен — со всех взыщут… Они просят пустить на ночлег — мертвые гости».

— Мокрые призраки? — едва слышно спросил Картерет. Жандарм испуганно потряс головой: «Да, да».

«Я в вас не верю!» — Набравшись сил, профессор отвел створку.

Как нарочно, бело-голубая молния ударила в один из шпилей, ярко высветив площадку у крыльца. Вспышка длилась достаточно долго, чтобы Рикс успел увидеть мертвецов в их ужасающем загробном виде.

Удавчик и Бези стояли у дверей, промокшие насквозь. Платье и лица их были в могильной земле, из которой они вылезли. Остановившиеся глаза, бледные губы, нечеловеческий оскал — все приметы мокрых призраков.