— Он жив? — Ротмистр повертел в руках редкостный головной убор. Обложенный слоем пробки и обтянутый бежевой лайкой, тот походил на шлем офицера-самоходчика, но был легче, низко закрывал затылок и виски, а над козырьком, ниже герба из переплетающих драконов, синего и красного, была надпись: «ВОЙСКА СВЯЗИ. ОТДЕЛЬНЫЙ КОРОННЫЙ БАТАЛЬОН 22».
Внутри, под ремнями подголовника, выбит номер. Все шлемы из пенистой мориорской брони внесены в список, об их потере полагается докладывать.
— Похоже, гере ротмистр, паренька шарахнуло в машине, когда их подпалила черепаха. Наш военврач говорит, что малый очухается, но пока он малость не в себе. Лежит в горячке и бормочет невесть что. Мне показалось, вам следует об этом знать…
— О чем?
— Говорит, где-то здесь обретается дочь графа Тор-Майда и с ней служанка. — Унтер, по полицейской привычке не расстававшийся с блокнотом, достал его из кармана и сверился с записью. — Ларита Динц! А также некая иностранная особа. Мол, надо их защитить. Может, сущий бред, а может, и нет. Вещуны народ памятливый, с одного раза речь повторяют слово в слово. Мы не такие, мы все на карандаш берем…
— Спасибо, братец, — задумчиво молвил офицер, возвращая шлем. — Каску запакуй, ее надо вернуть двадцать второму батальону. Вот тебе за усердие, — протянул он червонец. — Обо всем, что слышал, молчи. Ясно?
— Такая наша служба, — козырнул довольный унтер. — Покорнейше благодарю, ваше высокоблагородие. А что с кадетом делать прикажете?
— У медиумов свой лазарет, пусть его туда отправят. Но не сразу. Пока бредит, придержать у нас.
— Велите доложить о нем ихнему штабс-генералу?
— Повременить. — Ротмистр поднял глаза к небу, где в голубизне парил штабной дирижабль Купола.
Летний день пылал солнечным жаром. Ветер относил от холма дым догорающего леса. Полевые жандармы в темно-синей форме и саперы в землисто-серых мундирах деловито суетились, гасили тлеющие самоходки, заливали из брандспойтов ракетные платформы, относили к лекарским палаткам раненых и рыли могилы для погибших. На вершине холма под крики «Да-вай! Да-вай!» поднимали лебедкой только что собранную телеграфную мачту и готовили растяжки для нее.
— Гере ротмистр, через десять минут дам связь! — доложил прапорщик-телеграфист.
— Быстрее, у меня срочное сообщение. — Офицер поспешно кодировал депешу, сверяясь с шифровальной таблицей.
— Мои парни обезвредили трассу на семьсот мер отсюда, — подойдя, сказал хмурый саперный капитан. — Мало кислоты взяли, всего три бака. Когда мачта замигает, передайте патрулям: не подходить к той полосе, где черепаха гадила. Пусть выставляют вешки. Угораздило же самоходов продырявить эту цистерну с дерьмом! Видели бы вы, что из нее валилось.
— А что, на это стоит посмотреть?
— Извольте, полюбуйтесь. — Сапер подозвал рядового, который держал оцинкованное ведро с крышкой, а в другой руке щипцы вроде каминных.
Под крышкой плавали в синем растворе полупрозрачные сморщенные стручки длиной с палец. Ротмистру показалось, что они слабо шевелятся. Его передернуло:
— Ах, гром господень… Что за мерзость!
— Господа ученые велели собирать зародыши. — Достав щипцами стручок, сапер разглядывал его вблизи. — По-моему, их надо сразу жечь горелкой. Как еретиков в Церковном Крае. Хорошо, если в лесу корни спеклись, нам работы будет меньше.
— Есть связь, гере ротмистр!
— Простите, друг капитан, я должен идти.
Сигнальные лампы на мачте вспыхнули ослепительным огнем.
— Время?
— Без полминуты ноль.
— Вот текст, передавайте. — Перед прапорщиком лег листок с цифрами.
Связист застучал ключом: семь, два, три, семь, четыре, ноль, ноль, два.
Мигание света над холмами полетело вдаль, где наблюдатель у перископа считывал депешу и сразу диктовал ее человеку на ключе. Так, от поста к посту, неслось послание ротмистра:
«Ваше Высочество, есть данные, что Л. Т.-М. жива. Также я полагаю, что уцелела Л. Д. с поезда 153. Начинаю поиски».
— Прямо не верится, что где-то там ползет этот монстр, — вздохнул парень в штатском, сидящий на передке походного электрокара. Он расстегнул модный сюртук цвета жженого сахара и кремовый жилет, ослабил галстук и сдвинул на затылок шляпу, но жара все равно донимала. Кожаная обшивка обруча на голове промокла, по лбу стекали капли пота.
Травянистые холмы, долины, зеленые рощи простирались перед ним до самого горизонта, над головой была нежная синева небес, его овевал слабый ветерок, а ноздри щекотал запах луговых цветов.