— Трудно, очень трудно, — кивнула Бонни. Она чувствовала странное головокружение. Что там было, в этой фруктовой воде?
— У меня мало власти, и все вокруг становится странным. Мне кажется, это делает он. Он все время встает на моем пути. Он шпионит за тобой. Каждый раз, когда мы пытаемся вступить в контакт, он вмешивается.
— Ага. — Комната поплыла у нее перед глазами.
— Бонни, ты слушаешь меня? Он может использовать твой страх против тебя самой. Он всегда делает так, чтобы проникнуть внутрь…
— Ага…
— А ты не пускай его. Расскажи об этом всем. И скажи Стефану… — Тут ее голос оборвался, и она судорожно зажала рот рукой. В ее стакан с мороженым что-то упало.
Это был зуб.
— Он пришел. — Голос Елены звучал странно, нечленораздельно. Бонни в ужасе, как загипнотизированная, уставилась на зуб. Зуб лежал на горке взбитых сливок посреди дробленого миндаля.
— Бонни, скажи Стефану…
Шлепнулся еще один зуб, за ним — еще один. Елена всхлипнула. Теперь она закрывала рот обеими руками. В глазах был страх и обреченность. — Бонни, не уходи…
Но Бонни уже пятилась. Вокруг все вихрилось. Фруктовая вода булькала и выплескивалась из стакана, только это была уже не фруктовая вода, а кровь. Ярко-красная и пузырящаяся, как мокрота, которую отхаркивает умирающий. У Бонни сжался желудок.
— Скажи Стефану, что я люблю его! — Это был голос беззубой старой женщины, и фраза закончилась истерическим рыданием. Бонни с облегчением провалилась в темноту и забылась.
Бонни закусила кончик фломастера. Она не отрываясь смотрела на часы и считала дни в уме. Осталось выдержать еще восемь с половиной учебных дней. И каждая минута времени, проведенного в школе, обещала быть мучительной.
Какой-то парень, попятившийся от нее на лестнице, высказался предельно откровенно:
— Ты не обижайся. Просто все, с кем ты дружишь, погибают.
Бонни убежала в туалет и расплакалась.
Ей хотелось только одного — чтобы не было школы, не было этих трагических лиц и укоризненных — или, хуже того, — сочувствующих глаз. Директор выступил по школьному радио с речью о «новой беде» и «невосполнимой потере», и Бонни чувствовала, как ее спину сверлят чужие взгляды.
Когда зазвенел звонок, она первой выбежала из дверей класса. Вместо того чтобы пойти на урок, Бонни опять отправилась в туалет и стала дожидаться следующего звонка. Когда коридоры опустели, она поспешила в крыло с кабинетами иностранных языков. Она промчалась мимо доски с информацией о выпускных торжествах, даже не посмотрев на нее. Какие выпускные экзамены, какой аттестат? Какое все это имеет значение, если к концу месяца все они могут быть мертвы?
С разбегу она чуть не наткнулась на стоящего посреди коридора человека. Бонни подняла глаза и увидела изысканно потертые заграничные топсайдеры. Над ними обнаружились старые джинсы, обтягивающие крепкие мускулы. Узкие бедра. Красивая грудь. Лицо, способное свести с ума любого скульптора, — чувственный рот, высокие скулы. Темные очки. Чуть растрепанные черные волосы. У Бонни перехватило дыхание.
«Господи, я и забыла, как он прекрасен, — подумала она. — Прости меня, Елена, но сейчас я брошусь ему на шею».
— Стефан! — выдохнула она.
Опомнившись, она испуганно осмотрелась по сторонам. Никого. Она схватила Стефана за руку.
— Ты что, спятил, зачем ты пришел сюда? Совсем сдурел?
— Мне надо было тебя найти. Думал, дело срочное.
— Срочное, срочное, но…
Он очень странно смотрелся в коридоре школы. Неуместно. Как олень среди овец. Бонни попыталась толкнуть его к кладовке.
Он не собирался туда идти. И он был сильнее.
— Бонни, ты сказала, что хочешь поговорить…
— Тебе надо спрятаться! Сейчас я сбегаю за Мэттом и Мередит, приведу их, и тогда мы поговорим. Но, если нас кто-нибудь увидит, тебя линчуют. У нас произошло еще одно убийство…
Стефан изменился в лице и послушно зашел в кладовку. Он открыл было рот, но тут же передумал.
— Я подожду, — только и сказал он.
Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы вытащить Мэтта с занятий по автомобильному делу, а Мередит — с лекции по экономике. Они поспешили к кладовке и торопливо вывели Стефана из школы, стараясь сделать это как можно незаметнее. Получилось у них неважно.
«Наверняка кто-нибудь нас видел, — думала Бонни. — Вопрос только в том, кто именно, и насколько длинный у него язык».
— Надо отвести его в безопасное место. Наши дома не рассматриваются, — говорила Мередит. Они торопливо пересекали школьную парковку.
— Хорошо, но только куда? Постойте, может быть, в общежитие?… — Тут Бонни осеклась. Прямо перед ней стояла маленькая черная машина. Итальянская машина. Гладкая, изящная и сексуальная. Тоже неуместная здесь. Стекла, в нарушение всех правил, были слишком темными — внутрь не заглянуть. Потом Бонни заметила сзади значок с фигуркой жеребца.
— О господи.
Стефан с тревогой посмотрел на «феррари».
— Это машина Дамона.
Три пары глаз уставились на него в ужасе.
— Дамона? — переспросила Бонни срывающимся голосом. Последняя надежда: Стефан имеет в виду, что одолжил машину у Дамона.
Но тут стекло опустилось, и за ним показались черные волосы, такие же гладкие и блестящие, как поверхность машины, темные очки и белозубая улыбка.
— Бонджорно, — ласково сказал Дамон. — Кого-нибудь подвезти?
— О господи, — снова пролепетала Бонни. Но не отошла ни на шаг.
Стефан не скрывал раздражения.
— Мы едем к общежитию. Следуй за нами. Припаркуешься у амбара — так, чтобы тебя никто не заметил.
Мередит пришлось увести Бонни от «феррари». Нет, Дамон не нравился Бонни, и она ни за что не разрешила бы ему опять поцеловать себя, как тогда, на вечеринке у Алариха. Она знала, что он опасен. Может быть, не настолько, как Катрина, но все-таки опасен. Он убивал просто так, ради удовольствия. В прошлый Хэллоуин он убил учителя истории мистера Таннера на благотворительной вечеринке в доме с привидениями. Он мог убить кого угодно и когда угодно. Именно поэтому, когда Бонни смотрела на него, она чувствовала себя мышью, которая не может отвести взгляда от красивой черной змеи.
Сев в машину, Бонни и Мередит переглянулись.
— Стефан не должен был брать его с собой, — сказала Мередит.
— Может, он приехал сам? — предположила Бонни. Она сомневалась, что Дамон из тех, кого можно взять с собой.
— Интересно, зачем. Наверняка не для того, чтобы нам помогать.
Мэтт промолчал. Он словно бы и не заметил всеобщего беспокойства — просто смотрел в ветровое стекло и думал о чем-то своем.
На небе собирались тучи.
— Мэтт?
— Не трогай его, Бонни, — сказала Мередит.
«Отлично, — думала Бонни, чувствуя, как ее накрывает черная депрессия. — Мэтт, Стефан и Дамон. Снова вместе и все дружно думают о Елене».
Они остановились за старым амбаром, возле которого уже была припаркована приземистая черная машина, зашли внутрь и обнаружили там Стефана. Когда он обернулся, Бонни увидела, что на нем нет темных очков. По телу Бонни пробежал легкий озноб, а волоски на руках и на шее встали торчком. Стефан был не такой, как остальные парни, которых она знала. В глубине его абсолютно зеленых, как листва весеннего дуба, глаз сейчас таилась тьма.
Секунду все трое в замешательстве молча смотрели на Стефана. Никто не знал, что сказать.
Наконец Мередит подошла к нему и взяла за руку.
— У тебя усталый вид, — сказала она.
— Я торопился. Старался добраться как можно быстрее. — Он обнял ее, быстро, импульсивно. «Раньше он ни за что не позволил бы себе такого, — подумала Бонни. — Он был такой сдержанный».
Она подошла, чтобы тоже обнять Стефана. Его тело под футболкой было холодным, и она усилием воли подавила дрожь. Когда она отпустила его, в ее глазах стояли слезы. Что она чувствовала сейчас, когда Стефан Сальваторе вернулся в Феллс-Черч? Облегчение? Грусть от воспоминаний, которые привели его сюда? Страх? Она знала только одно: ей хочется плакать.