Логан набрал телефонный номер.
Аша ответила немедленно:
— Да?
— Это я. Я наконец-то на месте. Учитывая цены на топливо, пробки не должны быть проблемой. Как наш гость?
— Он был очень хорошим мальчиком.
— Интересно, не прикидывается ли он, — сказал Логан.
— Если это так…
— Шлепнешь его. Ок, засекай время. Если я не дам о себе знать через полчаса, ты знаешь, что делать.
— Еще бы, — ответила она, и связь оборвалась.
В фойе Логана встретил аромат, который был смесью запахов одной из сигар Мола и мужской раздевалки Союза Христианской молодежи. На фоне вытертого коврового покрытия и обшарпанной мебели выделялась роскошная хрустальная люстра, которая служила напоминанием о лучших днях. Так же внушительно выглядела стойка справа, она была похожа на дубовый бар из западных фильмов. Когда это место будет снесено, люстра и эта дубовая стойка будут единственными вещами, которые можно будет спасти.
За стойкой на высоком табурете сидел шестнадцатилетний парень, настолько белый, что Логан чуть было не принял его за очередной эксперимет Мантикоры, если бы глаза человека не были бы такими темными, как пара изюминок, украшающих миску с мороженым. Клекр был увлечен журналом — «Почти легальный подросток» — в котором, как понял Логан, когда подошел достаточно близко, чтобы разглядеть обложку, ничего не говорилось о законе и не было никакой нацеленности на подростковую аудиторию.
Беловолосый клерк не только не сделал попытки спрятать порнографический журнал, когда Логан подошел к стойке, парень даже не оторвал от него взгляда.
— Извините, — позвал Логан.
Наконец оторвав взгляд от фотографий обнаженных девушек, клерк посмотрел на Логана глазами, которые были еще более мертвы чем рэп музыка.
— У вас есть гость по имени Томас Висдом. Могу я узнать номер его комнаты, пожалуйста?
— Нет.
— Нет?
— Мы не даем подобную информацию всем, кто спрашивает. Вы не думаете, что наши гости заслуживают приватности?
Логан посмотрел на журнал.
— Сколько стоит подписка на это замечательное издание?
Глаза клерка потемнели.
— Оно ежемесячное. Цена номера восемь девяносто пять.
— Но ты съэкономишь деньги, если подпишешься.
— Ну… понадобится не меньше полсотни баксов.
— Понятно. И он придет в простом коричневом конверте?
Клерк понял намек Логана и кивнул.
— Конечно. Просто и надежно.
Логан вытащил из своего бумажника помятую пятидесятидолларовую купюру.
— В какой комнате, вы говорите, остановился мой друг, мистер Висдом? — 417, сэр.
Логан положил банкноту поверх одной из откровенных фотографий.
— Наслаждайтесь, — сказал он.
Крошечная желтая улыбка появилась на бледном лице.
Логан нагнулся и схватил клерка за запястье.
— Знаешь, что я не ненавижу, когда подписываюсь на журнал?
Темные глаза теперь были широко открыты.
— Нет. Что?
— Когда они звонят и просят отписаться. По телефону?
— Почему бы мне мне не придержать все звонки мистера Висдома для Вас?
— Это было бы очень мило.
В контрасте со зловонием в фойе в лифте пахло мочой. И пока мимо проплывали этажи, Логан гадал не идет ли он прямиком в ловушку Эймса Вайта. Хотя он точно выследил Томпсона, его омпьютерные данные могли быть подтасованы Вайтом, который знал о склонности Зоркого к технике. И если Отто Готтлиб стоит за этим, или является пешкой, тогда…
Когда двери лифта открылись на четвертом этаже, Логан решил, что пистолет, заткнутый сзади за его пояс, должен там и остаться. Если он приблизится к Томпсону с пушкой в руке, это может дать ложный знак, и все пойдет к черту. В любом случае, не стоит давать паранойе взять над ним верх. А с другой стороны паранойя не раз позволяла ему выжить в играх Зоркого…
Каждая поверхность в коридоре представляла собой какой-нибудь оттенок серого цвета. От дешевого коврового покрытия до облупившейся краски на стенах. Даже настенные светильники, висевшие через каждые шесть шагов, казалось были покрыты патиной многолетней копоти. Пока он шел по коридору, комната, как он думал, была за углом, запах мочи уступил место лизолу.
Логан осторожно приблизился к двери с номером 417, остановился и постучал.
Нет ответа — никаких звуков из не донеслось из гостиничного номера: ни звука телевизора, радио или поднимающегося из кресла человека — ничего.