– Эйприл пережила нервный срыв. Она не переносит скопления людей, не может расслабиться. Город вводит ее в депрессию.
– Ты не сдавайся, борись, как настоящий лондонец. Тебе правда стоит повидаться с ней. Заставь девушку вылезти из дому. – Брайант поискал свою трубку, но нашел лишь ее черенок. – Интересно, куда я дел все остальное? – пробормотал он. – Я только что закончил описывать наше первое дело. Рассказывал, что заходил в «Палас» просмотреть документы? Они по-прежнему в архиве, где я же их и оставил под грудой старых фотографий. Там все осталось таким же, как в те времена.
– Не может быть! – изумился Мэй.
– Ох, театры меняются меньше, чем другие здания.
– Мне казалось, самые лучшие залы снесли в шестидесятые.
– Так оно и было, особенно мюзик-холлы, но остальные – на подходе. Я наблюдал за тем, как демонтировали ипподром в Дептфорде.
– Какие еще документы ты умудрился припрятать?
– Ты удивишься. Это дело с тонтиной и бенгальским тигром – все зафиксировано. Рунические заклятия, которые ввели весь Лондон в транс. Труп, облепленный бабочками. Я задокументировал все наши лучшие дела и завел досье на все полезные неформальные группы в столице.
– Тебе нужно модернизировать свою базу данных. Ведьмы из Кэмден-Тауна все еще числятся в списке надежных контактов. А что сказать о вампире с Лестер-Сквер?
– Любой может ошибиться, – ответил Брайант. – Взгляни-ка, чем не отзвуки старого Шанхая в Лондоне? – Он указал на проезжающую мимо кавалькаду ярко-желтых трехколесных велосипедов, развозящих по достопримечательностям скучающих туристов. – Не хочешь угостить меня чашкой чая в «Сомерсет-Хаусе»?
– Сегодня твоя очередь.
– Вот уж не думал, что ты запомнишь. – Брайант зажмурился от лучей заходящего солнца, скользящих по крыше «Савоя», бледной, как яйцо в супермаркете. – В архиве не только еще хранятся документы о Призраке «Паласа», я также нашел нечто интересное о нашем убийце. Я частенько вспоминал его, беднягу, все эти годы.
Прямо перед ними ярко-красными и голубыми неоновыми огнями, зажженными в честь проходившего на берегу Темзы фестиваля, сверкала набережная. Она напоминала детский рисунок цветными мелками.
– Что ты откопал?
– Завтра утром я надумал нанести визит в «Уэзерби», – произнес Брайант, так и не ответив на вопрос.
«Уэзерби» – так называлась родственная «Модели», что на Саутуорк-Денмарк-Хилл, клиника для душевнобольных, приютившая несколько стариков, страдающих слабоумием.
– Ты что, собрался лечь на психиатрическое обследование? Я бы охотно к тебе присоединился – люблю твою компанию, но у меня ужин с интересной дамой, и что бы ты ни предложил, это не заставит меня изменить планы.
Брайант скривился:
– Только, пожалуйста, не говори, что надеешься на интимные отношения.
– Очень надеюсь.
– Должен заметить, нахожу страшно нелепым, что ты в своем возрасте все еще не утратил полового влечения. А не проще воспользоваться порноуслугами в Интернете? Сколько лет этой даме? Должно быть, она моложе тебя, не можешь же ты млеть от женщин своего возраста. Из этого следует, что родилась она… дай сообразить… в конце пятидесятых. Это послевоенное дитя зовут Дафной, Уэнди или Сьюзен, что-то вроде того, она – разведенная или вдова, брюнетка, если судить по твоему послужному списку. Наверняка относится к тебе как к старшему сыну, которого у нее никогда не было, а значит, будет грезить о тебе, стараться тебя накормить и так далее, терпеливо дожидаясь момента, когда сможет обнаружить у себя в гардеробе один из твоих пошлых костюмов из магазина готовой одежды.
Раздраженный точностью пророчеств своего партнера, Мэй вытащил зажигалку и закурил, что не входило в его планы.
– Чем я занимаюсь в свободное время, тебя не касается. Я отнюдь не молодею. Холестерин выше нормы. Может, это мой последний шанс заняться сексом.
– Не кипятись, – оборвал его Брайант. – Тебе надо с этим завязывать, мужчина в твоем возрасте может растянуть что-нибудь в области таза. Занялся бы лучше чем-нибудь полезным вроде резьбы по дереву. Женщины обходятся дорого: бесконечные ресторанные счета, беготня по магазинам в поисках дефицитных босоножек в экзотическом стиле.
– Они все еще находят меня привлекательным. Да и ты мог бы кому-нибудь приглянуться, если бы немного приоделся.
– Когда цена перевалила за шесть фунтов, я прекратил покупать рубашки. Кроме того, мне нравятся брюки, которые продают на Лоренс-Корнер, среди них есть весьма стильные.
– Артур, там продают списанную военную форму. Твои брюки – низ обмундирования демобилизованных. Посмотри на эти манжеты. В них можно велосипед парковать.
– Тебе-то хорошо, ты всегда умел производить впечатление на женщин, – посетовал Брайант. – На тебя никогда не смотрели как на сонную черепаху.
Внешний вид Мэя в целом соответствовал его мироощущению, менявшемуся с ходом времени. Несмотря на преклонный возраст, все еще находились женщины, которых трогало его внимание. Его эрудиция в области новейшей техники и живое ощущение того, чем дышит сегодняшний мир, хорошо дополняли свойственную Брайанту редкую психологическую интуицию, а совместная работа обоих давала им преимущества над менее опытными полицейскими. Но сие обстоятельство отнюдь не мешало им препираться, как старой супружеской паре. Их сотрудничество только что перевалило за шестой десяток.
Те, кто плохо его знал, считали, что Артур Брайант вышел в тираж. Дело усугублялось и тем, что он никогда не демонстрировал показной вежливости, вечно хмурился и кутался в шарфы и свитеры, вечно мерз, вечно жаловался, жил одной лишь работой. Он был старейшим действующим сотрудником лондонской полиции. Но Мэю ведомы были и другие его качества: мятущаяся душа, вспышки неуемного интеллекта в слезящихся глазах, скрытая способность к сочувствию и сопереживанию.
– Хорошо, – сказал Брайант. – Ты удаляешься со своей подружкой, а я в одиночестве отправляюсь в клинику. Хочу кое-что выяснить, прежде чем закончу свой первый том. Но не вини меня, если со мной что-нибудь случится.
– Да что может с тобой приключиться? – со страхом поинтересовался Мэй. – Просто оденься так, чтобы тебя не перепутали с пациентом, иначе и тебя упекут в психушку. Увидимся в воскресенье, идет?
– Нет, в воскресенье я буду на работе.
– Мог бы и передохнуть. А я приду посмотреть, как ты играешь в кегли.
– Ну вот, ты меня опекаешь. А ведь можешь прийти в отдел и помочь мне закончить отчеты. Конечно, если сможешь оторваться от… как ее… Дафны, так ведь?
– Да, получается так, – заметил Мэй с досадой.
– Хм. Так я и думал. Ну, смотри не переусердствуй.
Брайант заковылял по мосту, высоко взмахнув своей тростью на прощание.
Это произошло в пятницу вечером. Мэю не приходило в голову, что воскресенье в Морнингтон-Кресент станет для них последним днем, проведенным вместе.
3
Замкнувшийся круг
Пять дней спустя Лонгбрайт стояла на частном неухоженном участке Хайгейтского кладбища, наблюдая за ходом незамысловатого ритуала, подводившего официальный итог жизни Артура Брайанта. Прямо перед ними за оградой щелкали фотовспышками журналисты и японские туристы. Артур Брайант пережил всех своих родственников. Единственным, кто представлял среди присутствующих лишь самое себя, была его домовладелица Альма. Она пригрозила управлению пообщаться с прессой, если ее не допустят на церемонию. Вследствие несдержанности своего постояльца Альма была в курсе почти всех секретов жизни отдела.
Лонгбрайт стояла рядом с усыпанной влажными розами могилой, где покоилась урна с прахом ее сослуживца, пока, неуклюже останавливаясь, дабы принести свои соболезнования, мимо проходили сотрудники отдела. Новое их поколение возглавлял Либерти Дюкейн. Казалось, в прошлое уходит целая эра.
Лонгбрайт была волевой женщиной. Она предпочла гордое одиночество и стояла поодаль, подавляя рыдания. Жених предложил отвезти ее домой, но она велела ему подождать ее в машине. Кладбищенская земля еще не просохла после недавнего проливного дождя. Заросли вереска и крапивы выбивались из-под покрытого грибком камня, природа стремилась скрыть следы земной суеты. Еще шестьдесят лет назад, после смерти возлюбленной, Артур Брайант распорядился, чтобы его похоронили рядом с ней. У Дженис, вышедшей на пенсию сотрудницы уголовной полиции, в голове не укладывалось, как могло случиться, что от столь жизнестойкого человека осталась лишь горстка пепла: в лаборатории судмедэкспертизы его тело идентифицировали по расплавленным вставным челюстям, изготовленным в год, когда к власти пришла Маргарет Тэтчер.