Мэй пожелал сменить тему. Он проживал у тетки потому, что пристрастие его отца к противоположному полу разрушило их семью, и всерьез опасался пойти по его пути. Поставив чашки с кофе на стол, он заглянул Брайанту за плечо.
– Что ты нашел?
– Цюрих. Они объявились накануне вечером. Швейцарцы чертовски оперативны, хотя, безусловно, веры им нет.
– Что произошло в Цюрихе?
– Мы отслеживали движение денег, – объяснил Брайант. – На финансирование постановки. Из банка Ллойда в Лондоне, через континент, с выходом на нейтральную территорию.
– И ты обнаружил это отсюда? Потрясающе.
Брайант за минуту изучил телетайпную ленту и выделил несколько адресов.
– Постановку представляет финансовая группа, зарегистрированная в Виктории под названием «Триста интернешнл». – Он развернул еще одну ленту и аккуратно сложил ее. – Послушай-ка. Банк зарегистрирован в Цюрихе, но владеют им греки. Центральноевропейский офис находится в Афинах. Другие компании группы занимаются грузоперевозками, автомобильными запчастями, недвижимостью, всяким прочим – и вот ряд театров. Грузоперевозки и театры – странное сочетание, ты не находишь? Мне нужна вся информация о деятельности группы, но пока удалось нащупать лишь общий контур, а этого мало. Я говорил с одним чинушей из офиса в Виктории, но он был не слишком разговорчив. Что может заставить судоходного магната вкладывать деньги в театр?
Незадолго до смерти в одном из интервью Артура Брайанта расспрашивали о его первом расследовании. Он заявил интервьюеру: «После окончания военных действий в тысяча девятьсот сорок пятом году около пятой части театров было разрушено или находилось в непригодном состоянии вследствие бомбардировок. Остальные были скуплены одним-единственным синдикатом. Старые театральные объединения и их особый образ жизни – жизни, которую мы вели во время войны, почти тут же исчезли». Интервьюер делал вид, что записывает, но его интересовала лишь тема убийств.
– Сколькими компаниями владеют эти люди из «Трехсот»? – спросил Мэй.
– Я не считал. Пытался это сделать, а тут ты появился. Довольно трудно всех отследить.
– Давай помогу. – Мэй придвинул табуретку и начал просматривать текст.
– Хорошо, – согласился Брайант, шаря в верхнем кармане в поисках очков. – Сегодня утром я плоховато вижу. Вчера вечером мы опоздали в «Гомон», и пришлось сидеть прямо перед экраном; меня чуть не ослепило. Сиди и помогай. – Он ухмыльнулся. – Пусть Бидл побегает.
Процесс проверки занял около часа. Через некоторое время Брайанта непонятно почему разозлило то обстоятельство, что Мэй лучше его справляется с новой клавиатурой телетайпа, и он ушел выпрашивать пакетик с чаем у коллег в соседнем помещении.
– Итак, сколько ты обнаружил? – спросил он по возвращении.
– Мне следовало догадаться. – Мэй бросил на него многозначительный взгляд. – Точно триста.
– Они владеют тремястами компаниями? Ты уверен?
– Некоторые из них очень небольшие. Одна числится в Скарборо, это театральное агентство по работе с талантами под названием «Кети-колл-продакшнз». Я только что позвонил им и разговаривал с управляющим. Он был рад поговорить со мной.
– Он что-нибудь тебе рассказал?
– Только то, что Андреас Ренальда, владелец, живет здесь, в Лондоне.
– Ловко. Когда-нибудь слышал о Римском клубе? Некоторые считают, что это англо-американский сговор коммерческих директоров и плановиков. Впервые они тайно собрались в конце двадцатых годов, чтобы сформировать своего рода всемирное правительство. Основу его составила некая организация под названием «Клуб трехсот», заимствовавшая свое название из Библии. Послание к римлянам, глава третья, стих трехсотый. Перед самым началом Первой мировой еврейский министр иностранных дел Германии заявил, что экономическое будущее континента – в руках трехсот людей и все знают друг друга. Их также называли олимпийцами, продолжившими дело иллюминатов и катаров. Это одна из параноидальных теорий, согласно которым небольшая элита руководит финансовыми империями всего мира.
– Я бы не стал искать тайных организаций там, где их нет, – заявил Мэй, просматривая напечатанные адреса.
– Тебе придется согласиться с тем, что название группы, контролирующей театральную компанию, совпадает с их именем.
– В этом совпадении нет ни малейшего смысла, – возбужденно ответил Мэй. Он начал понимать, куда клонит Брайант. – С какой стати владельцу такой компании нужно убивать исполнителей в спектакле, который стоит ему целое состояние?
– В этом-то и вопрос, не так ли? – Брайант зловеще улыбнулся.
– Тебе не кажется, что и без нас хватает безумных слухов о проникновении нацистов в английский бизнес?
– Если из опыта войны извлечь урок, Джон, то он заключается в том, что всегда надо быть готовым к неожиданностям и к тому, что столкнешься с непостижимым. Сейчас не время мыслить по канонам. Все постоянно меняется.
Словно подтверждая высказанное Брайантом предостережение, по оконному стеклу внезапно стукнули камнем. Когда Мэй выглянул на улицу, он увидел, что снизу на него с мольбой в глазах смотрит Бетти Трэммел.
– Ваш сержант в юбке меня не пускает, – объяснила она. – Я сказала ей, что мне просто надо тебя увидеть.
Бросив взгляд на ее темные опухшие глаза, Мэй сразу осознал, что удушающий, иллюзорный мир театра «Палас» созывает под свои своды тех, кто находится в его орбите.
31
Сила увечных
Артур Брайант сидел в мертвящем сумраке отделанного мрамором фойе, размышляя, стоит ли еще раз побеспокоить секретаршу в приемной. Он уже сорок минут ждал встречи с Андреасом Ренальдой, но тот так и не соблаговолил появиться. Приемная «300 интернешнл» на Хорсферри-роуд, Виктория, представляла собой мрачный мавзолей, украшенный пейзажами континентальных озер с крест-накрест перетянутыми тесьмой рамами во избежание выпадения стекол. Стену напротив занимал необъятный книжный шкаф в викторианском стиле, содержимое которого, похоже, было приобретено оптом. Брайанту доводилось слышать, что некоторые компании оптом скупали ассортимент разбомбленных книжных магазинов. Его раздражало, что книги используют просто для того, чтобы создать впечатление образованности. Брайант как раз обдумывал данную проблему, когда секретарше позвонили, и его окликнули.
– Пожалуйста, поднимайтесь на четвертый этаж, мистер Брайант, вас там встретят.
Молодой детектив посмотрел на себя в зеркало и поправил узел галстука. Идею побеседовать с главой театральной компании подкинул его напарник. Мэй умел производить благоприятное впечатление на незнакомых людей, тогда как манера общения Брайанта отличалась витиеватостью и задиристостью. Дабы не отстать от обаятельного напарника, Брайант настоял на том, чтобы самому выполнить эту миссию, и за несколько минут до того, как покинуть Боу-стрит, набросал беглый перечень вопросов. Он точно не знал, чего ждет от этой встречи, но внутренний голос подсказывал, что начать лучше всего с главы клана.
Джон Мэй тем временем приводил в чувство свою хористку, которая никак не могла опомниться после нападения в театре. Зловещее описание ее обидчика, без сомнения, было сильно преувеличено под влиянием расшатанных затемнением нервов и большой дозы принятого накануне алкоголя. Именно такое предположение Брайант выдвинул Мэю. Впрочем, это не говорило о его бессердечии; шутить на тему страха в эти дни было нетрудно. Страх испытывали все. Никто не знал ничего наверняка. Газетам не хватало бумаги и новостей. Они пестрели душещипательными историями о лошадях, выкопанных из-под руин взорванных конюшен, а о том, что ожидает страну в ближайшем и более отдаленном будущем, умалчивали. Возможно, в этом был свой смысл, заключил Брайант; если люди распознают голую правду, они тут же падут духом.