39
Похищение
Дом на Лиссом-Гроув стоял вдали от дороги в окружении потрепанных берез. Тропинка, ведущая к фасаду с обеих сторон, так заросла, что Мэй и Фортрайт вымокли, пока пробились к входу. На крыльце их встретил возникший из полумрака сержант Кроухерст и отпер им входную дверь.
– Когда ее видели в последний раз? – спросил Мэй, шагнув в коридор, оклеенный блеклыми обоями.
– Позавчера вечером, сэр. Девушка, с которой она снимает дом, ушла на ночь, но сосед видел, как она заходила с покупками. Вчера ее не было на репетиции. Решили, что она заболела и взяла выходной, но когда она не появилась и сегодня, та девушка, что с ней живет, позвонила в полицию. Я прибыл по вызову и… – ну, сами видите.
– Кто она такая?
– Хористка, зовут Джен Петрович. Ей шестнадцать. А это Филлис.
Стройная девушка протянула руку. У нее были всклокоченные светлые волосы, обрезанные на уровне подбородка, и широкий мужской свитер, который был ей велик на несколько размеров.
– Здравствуйте, проходите.
Она распахнула дверь в переднюю комнату, загроможденную всем тем, без чего не могут обойтись юные девушки, впервые выпорхнувшие из родного гнезда: обеденными тарелками, чулками, журналами, огарками свечей, радиолой, пластинками танцевальной музыки без конвертов.
– Вот сюда, рядом, – сказала Филлис, обхватив себя тонкими руками. – Не могу на это смотреть. – Она чуть заметно картавила, что присуще жительницам Уилтшира.
Черный ход вел из кухни в маленький дворик. Окно над раковиной было разбито. На деревянной сушилке осталось несколько засохших пятнышек крови. Повернувшись, Мэй увидел на выбеленной стене напротив страшное дугообразное кровавое пятно.
– Когда вы в последний раз видели Джен? – спросила Фортрайт.
Филлис нервно прикусила губу и уставилась в дверной проем.
– Два дня назад. Утром. Я уезжала к другу в Брайтон. Он учится в колледже в Суссексе. Джен собиралась на репетицию.
– Какой она вам показалась?
– Да вполне. Мы говорили о том, чем займемся в выходные. Правда, ей все порядком поднадоело, но только из-за того, что ее слишком напрягали репетиции. Говорила, что хочет уйти, не дожидаясь премьеры.
– Почему?
– Слишком жесткое расписание. Я хочу сказать, она ведь еще ребенок и роль получила, утаив свой возраст. Боялась, что не справится. Ну, и события этой недели стали для нее последней каплей.
– Вы давно с ней знакомы?
– О, всего несколько недель. Не думаю, что Петрович – ее настоящая фамилия. Она не хотела, чтобы вокруг знали, откуда она. Не удивлюсь, если окажется, что она еврейка.
– У вас есть ее фотография?
– Нет, но, кажется, ее сфотографировали в театре для рекламы.
– Джон, взгляни на это.
Фортрайт указала на угол за раковиной. В полумраке лежала расколовшаяся надвое чашка. Рядом в кафельный пол был воткнут короткий нож с широким лезвием и темными пятнами на ручке. Сержант вышла из кухни, позвонила в отдел и пригласила к телефону доктора Ранкорна.
– Вызовем кого-нибудь из судмедэкспертов прямо сейчас, – сообщила она Мэю, зажав рукой микрофон. – А ты лучше пригляди за Филлис.
Мэй осторожно вышел из тесной кухни и вернулся в гостиную.
– Я звонила ее тете, но никто не ответил, – сказала Филлис, прохаживаясь по краю ковра. – Иногда она к ней ходит, когда ей все наскучит. Я не знала, что еще сделать. Звонила ее мать, хотела с ней поговорить, а я просто не могла ответить, куда она делась.
– Когда вы заподозрили, что она пропала? – спросил Мэй.
– Я пыталась до нее дозвониться из Брайтона, но решила, что она пошла в театр. Потом, вернувшись, зашла в кухню и увидела все это…
Мэй еще раз оглядел кухню.
– Странно. Дыра в окне не столь велика, чтобы в нее можно было пролезть, тогда откуда следы борьбы? И от двери черного хода не так близко, чтобы кто-то мог войти и открыть замок.
Фортрайт проверила замок.
– Дверь по-прежнему заперта. – Она медленно повернулась, осматривая стены. – Может быть, он зашел сюда раньше и она пыталась убежать, вырваться от него.
Мэй возвратился в гостиную. Филлис сидела, уперев руки в бедра, с безучастным видом уставившись в пол.
– Когда вы вошли, – спросил он, – то открывали входную дверь снаружи?
– Да. Замок сломан, поэтому, уходя, его нужно закрывать на два оборота, иначе он сам по себе откроется.
– А как насчет двери черного хода? Вы к ней подходили?
– Нет. Увидела, что здесь творится, и вышла. Затем позвонила в полицию, и меня соединили с вашим управлением.
– Когда это было?
– Около двух часов назад.
– Подождите. – Мэй позвал констебля, находившегося в саду перед домом. – Кроухерст, зайдите сюда на секунду.
– Сэр?
– Каким образом звонок поступил к нам?
– На станции позвонили по рабочему телефону мисс Петрович, сэр. Как только они поняли, что это номер театра, звонок перевели на отдел.
«Уверен, так оно и было. Хотели скорее перевалить груз на чужие плечи». Он посмотрел на творившийся в гостиной хаос, на Филлис, которая, казалось, вот-вот расплачется.
– Вас не затруднит показать мне другие комнаты?
– Нет, конечно.
Две маленькие спаленки, ванная комната и туалет. Их пытались несколько освежить: спальни выкрасили в обнадеживающий желтый цвет, ванную комнату – в розовый, но, чтобы квартира приняла жилой вид, одной дешевой краски явно не хватало.
– В какой из спален спала мисс Петрович? Нет, просто покажите, ни к чему не прикасайтесь.
Постель не заправлена, носки и свитер валяются на полу. Скомканное банное полотенце – в ногах кровати, на стеганом одеяле. Порядок книг на полках не нарушен. Если прибегали к насилию, то это произошло не здесь. Он медленно обошел комнату, проверив оконные фрамуги и ручки двери. Квартира напоминала его собственное жилье.
– Думаете, ее похитили? – спросила Филлис, идя за ним следом. – С ней случилось что-то ужасное, я уверена в этом. – Она вытерла нос тыльной стороной ладони. – Не надо было мне уезжать.
– Нам нужно будет обыскать кухню, – ответил Мэй. – Кое-какие предметы нам придется забрать с собой.
Поймав на себе взгляд Фортрайт, он прочел в ее глазах тот же вопрос. Если ее похитили, говорили ее глаза, каким образом он умудрился вытащить ее из дома, не открыв ни двери, ни окна?
Итак, модель поведения преступника оказалась нарушена, и все-таки в происшедшем ощущалась странная последовательность. Налицо та же самонадеянная театральность. Сама очевидность похищения напомнила Мэю о тех попытках прервать ход репетиций, при которых ему довелось присутствовать. «Это обман, рассчитанный на зрителей, – подумал Мэй, покидая дом. – Интерпретация жестов – разве не к ней в конечном счете сводится вся суть представления? Только кто сейчас постановщик?»
40
Эпицентр
Интерпретация жестов – эта формулировка пришла в голову Мэю, когда он вытащил из кармана архитектурный план. Все эти события – дела давно минувших дней. С тех пор мы многому научились. Потом он вдруг вспомнил, что уже не вправе произносить «мы». Теперь он остался в одиночестве. Ему никогда не смириться с этой невообразимой несправедливостью. У него больше никого нет. Жена и дочь умерли. Сын живет в коммуне на юге Франции и отказывается с ним общаться. Внучка Эйприл перенесла нервный срыв и не в состоянии выйти из дому. Лишь Брайант вселял в него надежду.
– Джон, вы в порядке?
– О, надеюсь, что да.
– Тогда дайте мне взглянуть, – произнес Стенхоуп Бофорт, протягивая пухлую руку.
Архитектор неуклюже взгромоздился на стеклянный табурет у стеклянной стойки стеклянного бара в окружении стеклянных стен, стеклянного пола и стеклянного потолка. Сотни крошечных серебристых лампочек отражались в сотнях прямоугольных зеркал. Вокруг все настолько искрилось, что трудно было что-либо рассмотреть.
Готовясь выслушать его заключение, Джон Мэй передал ему план здания, который они с Лонгбрайт незаконно изъяли из-под руин сгоревшего отдела. Бофорта, одного из давнишних знакомых Брайанта, он обнаружил в новом баре в Хокстоне и надеялся, что тот сможет расшифровать чертеж. Гул городского транспорта проникал в бар, стеклянные витрины сотрясались, все вокруг вибрировало, и трудно было что-либо расслышать. Пыль искрилась в воздухе, оседая на блестящих поверхностях подобно радиоактивным осадкам.