– Мы почти под оркестром. Взгляни наверх.
Над их головами висела запыленная проволочная сетка, обозначающая начало оркестровой ямы.
– Значит, ты в чем-то оказался прав. Речь шла об убийстве театральных кумиров – но отнюдь не тех, что ты думал. Осторожно с головой.
Теперь коридор уходил вниз. Они прошли мимо нескольких заржавевших металлических стремянок, ведущих к люкам для звезд, сегментным дверям, через которые актеры под дымовой завесой могли катапультироваться на сцену. В центре авансцены располагался «могильный» люк. Свет от прожекторов, установленных над головами танцоров, проникал через сетку.
– Не нравится мне это, Артур. Он мог спрятаться где угодно.
Брайант вытащил из кармана какой-то металлический предмет. Раздался щелчок предохранителя.
– Ты вооружен? – спросил Мэй.
– Это служебный револьвер, принадлежал моему брату.
– Не знал, что у тебя был брат. Ты умеешь им пользоваться?
– Принцип работы нехитрый. Спусти курок, и пули сами полетят из дула. Как я понимаю, брат держал его заряженным. По-моему, парень не здесь. – Брайант заглянул за расшатанный парапет и направил свет фонаря вниз. – Придется нам спуститься.
– Совсем мне это не нравится, – повторил Мэй, нащупывая ногой передние ступеньки.
Со сцены, над их головами, раздались звуки оркестра, вступившего в торжественное завершение спектакля – канкан.
От топота танцовщиц с потолка стал падать мусор. На их лица посыпались опилки. Брайант достал носовой платок и закашлялся.
– Ты уверен, что он здесь? – Мэй чувствовал себя не в своей тарелке. У него появилось ощущение клаустрофобии.
– Прислушайся.
Они остановились на среднем из трех подземных этажей театра. Звуки музыки искажало бульканье паровых труб, проложенных вдоль стен. Брайант направил луч фонаря на стены. Тени сценического реквизита, дюжины покоробившихся голов демонов вытянулись и исчезли. Огромные глаза Цербера, сторожевого пса подземного царства, кровожадно блеснули из угла. Свет фонаря спугнул пауков и мышей, и они разбежались в разные стороны. Впереди, прямо за лучом света, кто-то двигался.
– Полагаю, это он. – У Брайанта округлились глаза. – Черт возьми.
Мальчишка, освещенный лучом фонаря, был скорее напуган, а не разъярен. Его бледное, одутловатое лицо покрывали рубцы от недолеченной инфекции, череп обтягивала лоснящаяся кожа, на правом глазу белела катаракта. Подбородок упирался в раздавшуюся грудную клетку, словно в нее врос. Поскольку он никогда не выходил за пределы театра, его тело приобрело физические изъяны, типичные для человека, лишенного дневного света и нормального питания. Кости шатались, как на шарнирах, от перенесенного рахита.
– Свет жжет ему глаза, не отводи фонарь, – бросил Брайант через плечо, пока они продвигались вперед.
– Не подходите ко мне. Знаю, это она вас прислала, – неожиданно произнес Тодд, прикрывая глаза руками и уклоняясь от яркого света, излучаемого фонарем Мэя.
Голос звучал ровно и безжизненно, не громче скрежета ширмы, скользящей по промасленным пазам, но произношение было грамотным и отчетливым. Недаром всю жизнь он вслушивался в актерскую речь.
– Тодд, мы не собираемся причинить тебе вред, мы хотим помочь, но тебе придется пойти с нами. – Брайант шагнул вперед.
– Она хочет бросить здесь меня одного. – Парень отступил назад, не отрывая рук от лица.
– Нет, это не так, твоя мама заберет тебя с собой, – пообещал Брайант.
– Я вас видел, вас обоих. Я делал это ради нее, чтобы мы могли выбраться отсюда. Но я знаю, она не возьмет меня с собой.
– С чего он это взял? – прошептал Мэй.
– Я все слышу через решетки и люки. Слышал, что она вам говорила, – бросил обвинение Тодд. – Вот этому коротышке.
– Я не коротышка, – возмутился Брайант.
Тодд внезапно отпрянул в сторону от луча света и спрыгнул вниз с деревянной лестницы в подвальный этаж. Детективы были вынуждены двигаться вперед по узким мосткам, вытянувшимся в ряд друг за другом. Вдалеке над их головами тридцать танцовщиц с обнаженными бедрами отплясывали канкан.
Шныряя, как обезьяна, под тремя громадными турбинами, отопительными трубами и промасленными проводами, что вели к маховикам, Тодд вприпрыжку несся вперед, сметая на своем пути реквизит и сценические костюмы, висевшие вдоль стен, разом превратившись в полудикое животное неизвестного вида, выросшее в сумрачном мире кирпича и железа.
– Не подходите ко мне, – послышался его голос, прежде чем Мэй успел направить луч фонаря ему в лицо.
Он стоял в дальнем углу под сценой. Дощатый пол под ногами детективов сменился землей и камнями.
– Посвети на него, Джон.
Мэй осветил фонарем перекошенное лицо парня. Тодд отчаянно завопил от боли, когда свет обжег ему глаза.
– Хорошо, подождем. – Мэй опустил фонарь, направив луч света на грудь, чтобы дать ему возможность перевести дух.
– Я не хотел ее обижать, – стал вспоминать Тодд, – эту балерину, она была такая красивая, но мама ее отравила. Потом она вызвала лифт, и он ее раздавил. Она хотела отпугнуть чужих. Бедные маленькие ножки, я выбросил их из окна курительной, надеялся, вдруг кто-нибудь их увидит. Но на улице было темно и вокруг ни души.
– Воздушный налет, – пробурчал Брайант. – Ты был не в курсе.
– Мама говорит, опасно выходить на улицу, с неба падают бомбы. Но я выходил. Я умею водить мотоцикл.
Тодд наклонился и подобрал нечто, по форме напоминающее дубину. Опустив фонарь, Мэй увидел, что это кувалда.
– Она бросит меня, и мне придется жить одному в подземном царстве, вместе с Эвридикой. – Он подтянулся и залез на что-то серое и объемистое, подняв вверх кувалду.
– Не приближайся к нему, Артур.
Фонарь Мэя высветил предмет, на котором стоял Тодд, представлявший собой некую штуковину, до абсурда напоминающую бомбу, усыпанную белой пылью, в круглом стальном контейнере высотой в человеческий рост, с конусообразным выступом наверху. Непостижимо, каким образом бомба попала в подвал; потолок остался неповрежденным.
Мэй насмотрелся на фотографии, напечатанные в «Ивнинг ньюс», где рядом с невзорвавшимися бомбами гордо стояли представители сил противовоздушной обороны. Когда закончится война, на улицах, фабриках, магазинах и жилых домах будет обезврежено пятьдесят тысяч бомб. Спустя шестьдесят лет их все еще будут находить.
– Мы все вместе отправимся в ад, но не из краски и пластика, – печально произнес Тодд. – Все к лучшему. – Он поднял кувалду над головой.
– Нет, – Брайант вскинул руки, – не делай этого, Тодд. Вспомни о всех тех девушках над нами, юных танцовщицах, таких же, как та, которую ты не хотел убивать.
– Ни одной из них я не нужен. Кто захочет со мной связываться? Я мужчина, а не ребенок. У меня нет лица. Я не живу. Не могу уйти. Не могу остаться. А сейчас я убийца.
– Тодд, пожалуйста. – Брайанта охватил ужас. Он помнил о страшном предупреждении Мэгги, о том, что гибель придет в виде неразорвавшейся бомбы. Он протянул перед собой руки. – Пожалуйста, – продолжал умолять он парня.
Мэй стоял прямо перед ним.
Мускулы рук Тодда напряглись, и он со всей силы ударил кувалдой по бомбе. Брайант и Мэй бросились на пол.
Единственным звуком, последовавшим за этим, был оглушительный треск разламывающегося дерева. Мэй нащупал отлетевший в сторону фонарик и снова навел луч света на парня. Кувалда глубоко вошла внутрь контейнера с бомбой.
– Это же бутафория, чертова сценическая бутафория из пробковой древесины! – воскликнул Мэй.
– Черт!
Мэй вихрем промчался мимо, пока Брайант неуклюже поднимался на ноги. Он видел, как его напарник борется с парнем, затем оба с грохотом упали, и фонарь отлетел в сторону. Мычание и крики наполнили кромешную тьму. Через несколько минут раздался ужасающий вопль. Брайанту снова вспомнилось грозное предупреждение Мэгги.
– Джон! – закричал он, но ответа не последовало. Если не считать безмолвия, воцарившегося в душной тьме преисподней.