Она тяжело сглотнула, и ее горло подпрыгнуло под лезвием. Жажда ее крови, ее страха, ее криков пробралась в мои мысли, как сорняки, как кобра, которую я оставил в последней комнате. Чертов яд струился по моим венам.
— Сделай это, — прохрипела она, и моя кровь закипела.
Я контролировал себя.
Я.
Не она.
Не ее мать. Не те мужчины на этой гребаной платформе.
Я.
Ее покорность должна была достаться мне.
Я сдвинул ее мантию в сторону, стянул трусики с ее задницы и нагнул ее над алтарем. Черт возьми, ее киска была идеальна. Голая, розовая, с набухшими губами, блестящими от желания. Мой рот жаждал попробовать, хотя бы один раз.
Она была голодная и жаждущая, хотя должна была плакать и бояться.
Песнопения становились все тише, а пульс в моих ушах все громче. Все остальное отошло на задний план, и я сосредоточился только на ней. На том, как ее руки обхватили край алтаря, а ноги раздвинулись, чтобы дать мне место. Я не мог видеть ее лица, но ее глаза были темными от потребности.
Она хотела этого.
Я прижал лезвие к ее шее, прямо у ключицы, но что-то заставило меня остановиться, прежде чем я пронзил ее кожу.
Она потянулась и положила свою руку поверх моей.
— Я сказала, сделай это. — А затем она вдавила лезвие в кожу, ровно настолько, чтобы пустить кровь.
Это единственное движение возбудило меня больше, чем что-либо другое. Больше, чем ее страх. Больше, чем ее покорность. Больше, чем моя месть.
Я освободил свой член, затем наклонился над ней: — Я собираюсь владеть тобой. Одним быстрым толчком я вошел в нее до самого основания.
Ее тело дернулось вперед.
Я вытащил член, кроме кончика, затем снова вошел в нее.
— О, Боже, — вскрикнула она.
— В следующий раз громче. Я не думаю, что он тебя слышит.
Грызущий голод, первобытное желание вырвалось из моей черной, извращенной души. Я не остановился ни когда она снова закричала, ни когда костяшки ее пальцев побелели от удара о край камня. Я выронил нож, затем схватил ее за волосы, прижимая ее тело к своему. Я провел рукой по крови на ее груди, размазывая ее по коже. Спустился вниз по ее телу, по груди, затем вернулся к горлу.
Мои пальцы сжались на ее шее, я чувствовал каждый вздох, каждый удар сердца под кончиками моих пальцев.
Черт, она была тугой. Такая чертовски тугая. Как перчатка, сделанная специально для моего члена.
Бисер пота струйками стекал по моему позвоночнику. Каждый толчок становился все более диким, яростным, словно трах с ней мог избавить меня от тьмы и выпустить на свободу мой гнев. Ее крики становились все громче.
Я бы все отдал, чтобы увидеть ее лицо прямо сейчас, чтобы знать, были ли там слезы.
Я надеялся, что это были слезы.
Знал ли король, что я осквернил его драгоценную принцессу прямо у него на глазах?
Я заглушил мысли о нем. О Грее. О моем отце. Обо всем, кроме столкновения наших тел и ощущения ее тугих стенок, натянутых вокруг моего члена, покрытых ее жидким жаром.
Это. Было. Свято.
Как рай и ад, столкнувшиеся в огненном взрыве звезд и огня. Тьма и свет зашевелились под моей кожей, как зарождающийся шторм с облаками и молниями.
Это было оно. Это был мой момент расплаты.
Смотрят ли сейчас на нас святые покровители?
Ее тело напряглось, ее киска сжалась от моей толщины.
Я вошел глубже.
И еще глубже.
Пока она не задрожала и не запульсировала на мне, ее голова откинулась назад, когда она выкрикнула мое имя.
— Вот и все, Маленькая Бунтарка, — я толкнулся в последний раз. — Теперь ты принадлежишь мне, — процедил я сквозь стиснутые зубы, наполняя ее киску своей спермой.
Я отпустил ее горло и вынул свой член из ее тела. Пот покрывал мою кожу, а легкие горели так, словно я только что пробежал десять миль. Я посмотрел на свою покрытую кровью руку, потом на то место, где Эннистон рухнула на алтарь, без сил и задыхаясь. Я ожидал, что она будет разбита, что осколки ее невинности рассыплются вокруг моих ног. Но она посмотрела на меня сквозь дыры в своей маске этими глазами, этими чертовски великолепными глазами, широкими и полными эмоций, как будто я не только что изнасиловал ее в комнате, полной людей, без какой-либо другой причины, кроме собственного больного удовлетворения, и мои собственные осколки упали на землю. Ее тело было покрыто кровью. Белоснежная мантия окрасился в красный цвет. Мой собственный жертвенный агнец.
Кислота бурлила у меня в животе. Я должен был почувствовать облегчение, возмездие. Вместо этого сожаление нахлынуло на меня, как дым, удушливый и густой. Какого черта я только что сделал?
Мне нужно было увидеть ее, посмотреть на ее лицо.
Когда я потянулся к ее маске, готовый натянуть ее на голову, один из мужчин в черной мантии схватил меня за запястье.
Его стальные голубые глаза уставились на мои. Грей: — Уведи ее отсюда.
ГЛАВА 36
Все должно было быть не так.
Мы должны были поговорить о том, что связывало нас вместе. Я должна была вернуться в Айелсвик и рассказать принцу Александру правду. Я не могла выйти за него замуж. А остальное пусть решает судьба. Все это должно было произойти естественным образом.
Я зажмурила глаза, не давая слезам скатиться по щекам. Я вздрогнула при воспоминании о том обещании, которое восемнадцатилетняя я дала своему отцу.
Это обещание было разрушено в тот момент, когда он решил использовать тебя в качестве пешки.
Если быть честным, то при первой встрече с Чендлером Кармайклом я поняла, что судьба сыграла с нами какую-то злую шутку. Я почувствовала сдвиг во Вселенной. Я знала, что моя жизнь никогда не будет прежней. Я просто не ожидала, что она сложится именно так, что я буду склоняться над алтарем в какой-то ритуальной оргии. Все, за что я боролась всю свою жизнь, чистота, изящество, самообладание, теперь казалось неважным. Одно его прикосновение и мое сердце забилось сильнее. Мои соски затвердели, и темная потребность, подобной которой я никогда не испытывала раньше, пронеслась через меня, заглушая все остальные чувства.