Дверь со скрипом отворилась, и хлынул свет, почти ослепив обоих. Наталья прикрыла глаза руками.
– Уже утро?
– Нет, но рассвет близко; мы несколько часов провели под землей. Дай своим глазам момент привыкнуть, - он обнял ее за плечи, и на мгновение она прижалась к нему.
– Как мы собираемся удалить эту дрянь из моей ноги? - она провела пальцами по мужской руке, вдыхая свежий воздух.
– Через день или два я буду в полной силе. Если я и тогда не смогу ничего поделать, мы отвезем тебя к сильному целителю. Тем временем ты должна быть очень осторожна, - его пальцы продолжали поглаживать ее затылок – небольшой массаж, чтобы ослабить напряжение. Ощущения были изумительные – девушка не могла припомнить, делали ей когда-либо такой подарок. Вроде бы пустяк, но она так давно была одна и никого рядом, чтобы успокоить ее, поговорить, посмеяться или поспорить.
Наталья с осторожностью признавала эту тоску. Слишком много и слишком быстро она и Викирнофф пережили вместе, и Наталья не доверяла этому… ему… или себе. После воспоминаний о прошлом и присутствии при убийстве отца, матери и бабушки, она была эмоционально разбита и изранена. Она оказалась слишком уязвима, но в сложившихся условиях не собиралась этого показывать. Чтобы восстановить свое объективное восприятие и силу, ей надо было быть подальше от Викирноффа.
Наталья заставила себя выпрямиться и шагнула наружу в предрассветную свежесть. Они были на горе, но никак не рядом с вершиной и уж точно не рядом с использованным ранее входом. Легкий ветерок взъерошил ее волосы и приласкал лицо, когда она набрала полную грудь свежего воздуха. Над ними висел густой туман, но воздух на нижних участках склона не нес от каких-либо сверхъестественных угроз. Она оглянулась на Викирноффа, и дыхание перехватило. Здесь, под открытым небом, она смогла разглядеть нанесенные вампирами раны: множество порезов и следы от когтей, полосы кислотных ожогов, и жуткий участок опаленной шеи, который почернел от запекшейся крови и плоти. Его рубашка из-за раны на груди пропиталась кровью, а кожа была неимоверно бледной.
– Выглядишь ужасно.
– Давай вернемся в гостиницу до восхода солнца, - ответил он.
– Ты сможешь доставить нас туда? Тигр смог бы тебя понести, но мы далеко от дома.
До рассвета оставались считанные минуты. А они оба уже выдохлись и нуждались в убежище и как можно скорее.
– Я смогу вернуть нас в гостиницу. Иди сюда.
Расхаживая беспокойно взад-вперед, Наталья отдалилась от него на некоторое расстояние – у нее в голове снова и снова проворачивались мысли – пытаясь вспомнить столь смутную призрачную фигуру. Тот, кто любил последовательность в символах и, должно быть, поковырялся в ее мозгах так, что теперь она не могла вспомнить большую часть своего детства. Ксавьер.
Пришла нежданная мысль. Вдруг темный маг замаскировался под охотника и убил ее брата? Она снова взглянула на Викирноффа. Она побывала в его разуме и увидела подкравшуюся близко темноту, унылые нескончаемые годы служения своему народу, а также его радость от того, что он ее нашел. Его замешательство относительно того, кто и что она такое. Не такой он ее себе представлял. А это было больно. По-настоящему больно. И ей очень не нравилось, что она впустила его в свой разум и душу достаточно глубоко для того чтобы причинить ей боль.
Викирнофф заключил ее податливое тело в свои объятия и взлетел. Он хотел убраться как можно дальше от горы, подальше от неизвестного существа, которое использовало метки на ее лодыжке, чтобы выслеживать их.
«Что случилось? Ты вдруг затихла, это очень на тебя не похоже».
Она была так близко к нему, близко к его телу. Он прикрывал их от посторонних глаз, но не изменил форму, чтобы не растравливать свои раны еще больше. Тепло, исходящее от него, вливалось в ее тело. Его грудь была твердой, а его бедра крепко ее прижимали. Наталья поняла, что собственное тело смягчается и еще теснее прижимается к его телу. Желание пронзило насквозь, неожиданное, острое и совершенное неуместное. Она невольно оказалась втянута в его мир и прибывала в страшном замешательстве.
Он что-то прошептал на своем языке, что-то сексуальное на низких тонах, обдавая дыханием ее горло. Она была беспомощна перед этим голосом, акцентом, перед ощущением его губ, движущихся по ее коже.
«В чем дело? Скажи мне?»
Наталья чуть передвинулась, чтобы обнять его за шею и зарыться пальцами в его волосы, пока рассказывает ему правду.
«Я изучала твои воспоминания Викирнофф. Вся эта ерунда про Спутницу Жизни, которую ты продолжаешь проповедовать, – полная чушь».
Та ее часть – одинокая, предательски женственная – отчаянно мечтала, чтобы это было правдой.
«Ты хочешь Джун Кливер. Или Донну Рид. Вот о ком ты мечтаешь. О миниатюрной послушной женушке в фартучке, которая будет тебе готовить и приговаривать «Да, дорогой». А вместо этого ты застрял с…»
Она чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Она знала, что показывает свою боль. Но сейчас это не имело значения. Ей просто необходимо было свое собственное место. Хотя бы на мгновение. Он хотел Спутницу Жизни, но не хотел ее. Она не отводила взгляд.
«Ты застрял с Зеной, женщиной-воином, которую не хочешь, не можешь постичь и понять».
Она почувствовала его растерянность. Замешательство. Его глаза потемнели, в них сгустились тени таких сильных эмоций, что у неё перехватило дыхание.
«Я не знаю этих женщин, Наталья. Я слышу не столько ревность, сколько боль, и для меня недопустимо, что я - причина этой боли. Я не желаю их, и никогда не буду. Я предпочитаю не есть еду, поэтому я не ожидаю и не хочу ничего приготовленного. И у меня нет никакой другой Спутницы Жизни, только ты. И я никогда не встречал эту Зену, о которой ты говоришь».
Часть её хотела рассмеяться, а другая – расплакаться.
«Это я – Зена, женщина-воин, дурачок. Ты ничего не понимаешь, не так ли?»
Она прижалась лбом к его лбу.
«Ни я, ни ты не выбирали Спутника Жизни. Ты не хотел меня. А я хочу, чтобы меня желали такой, какая я есть».
И такая печаль послышалась в её голосе и разуме, что эхом отозвалась в сердце Викирноффа.
«Как ты можешь думать, что я не тебя хочу? Ты для меня – чудо».
Наталья отвернулась от него. Она побывала в его разуме, и знала его мысли. Он хотел покорную женщину, которая будет ловить на лету каждое его слово, а не языкастую, с гонором. На мгновение она подумала, а не измениться ли, чтобы стать такой, как он хотел, но она бы никогда не смогла изменить свою личность или изгнать тигрицу из себя. Наталья - страстная и пылкая и слишком уж импульсивная натура. Она не ждала чьего-то руководства, а выбрала свой собственный путь, и не могла себя представить другой.
Необъяснимо печальная она смотрела на землю, расстилающуюся внизу – яркие оттенки зеленого, буйство красок цветочных лугов и стога сена, усеивающие холмы. Все слилось в одно размытое пятно, пока она не смахнула набежавшие на глаза слезы. Там внизу были люди, жизнь которых короче, чем ее, но такая счастливая. Люди с семьями и детьми и с кем-то, с кем можно поговорить. А у нее был Викирнофф. Она знала, что он не собирался ее оставлять, что думал, будто привязан к ней навечно, но он не хотел Наталью Шонски – женщину с кровью темного мага, и с тигрицей, притаившейся в глубинах ее души. Он не хотел женщину, которая сражалась с вампирами и полуночничала, смотря дурацкие фильмы по телевизору.
Викирнофф крепко прижал ее к себе, чтобы дать ощутить реакцию, вызванную ее присутствием, – напряженное болезненное желание, которое, казалось, даже в мгновения опасности, полностью не исчезало. Как она могла думать, что он её не хотел? Для него не было и не могло существовать никакой другой женщины.