Повелитель Волшебных земель промолчал.
Дарин задумался, поглядывая то на притихших овражных гномов, то на Кехелуса. В душе у того — если, конечно, у демона в человеческом обличье имелась душа — явно происходила борьба: гордыня боролась с необходимостью просить о чем-то человека.
Робко приблизился Басиняда.
— Господин, — окликнул он. — Давайте уйдем, господин! Не будем ввязываться в эту историю! Подумай сам, какие ужасные опасности будут грозить мне!
— Почему тебе-то?
— Потому что я, как верный раб, вынужден буду сопровождать тебя! — он умоляюще посмотрел на Дарина. — Зачем нам эти приключения, господин!
«Господин» вздохнул.
— Басиянда, с тех пор, как я в Лутаку попал у меня каждый день приключения. Без приключений я только зубы по утрам чищу…
Он взглянул на владыку Волшебных земель.
— Вообще-то, мой девиз — никогда не делать добрых дел. Никогда ни одного доброго дела!
Король-демон посмотрел на него черными непроницаемыми глазами.
— И давно он у тебя?
Дарин вздохнул.
— Со вчерашнего дня.
— Хороший девиз.
— Подходит для демона? — не удержался Дарин.
— Нет, — с оттенком высокомерия отозвался тот. — Не подходит. Демоны и без того никогда не делают добрых дел.
— Понятно… ладно, — парень покосился в сторону окон кабинета, где сидел Барклюня. — Насчет просьбы: у меня сейчас дела… срочные дела. Но я… я подумаю, — покривив душой, пообещал Дарин. Он совершенно точно знал, что выбросит все это из головы, едва перешагнет порог Морского Управления.
— Думай, — разрешил король-демон с таким видом, словно делал Дарину великое одолжение.
Глава 7
… Даже тот день, в который предстоит прогулка в Тисовую рощу в малоприятном обществе короля-демона — могущественного, хотя и временно утратившего магические способности — может начаться мирно и вполне обыденно.
День начался с того, что Дарин открыл глаза, обнаружил, что находится в совершенно незнакомом месте, и несколько минут оторопело моргал, уставившись в потолок, и соображая, где находился. Комната была совершенно не похожа на комнатенку в доме с синими ставнями, где он обычно просыпался в течение последнего года. Та была расположена под самой крышей, поэтому потолок шел под углом, окно было небольшим, полукруглым, а из мебели имелась лишь узкая кровать, небольшой стол да старое плетеное кресло.
В этой же комнате окно было громадным, от пола до потолка, со свинцовыми переплетами, до блеска отмытыми стеклами. Яркий солнечный свет вспыхивал радугой в хрустальной люстре под потолком, сиял на золоченых рамах картин. Какое-то время Дарин удивленно разглядывал люстру, потом не без труда повернул тяжелую голову и увидел большой письменный стол, пачки бумаг и чернильный прибор зеленого мрамора. Недоумевая все больше и больше, он обшарил взглядом комнату: возле стола находились тяжелые дубовые стулья с высокими спинками, неподалеку расположился шкаф, битком набитый бумагами. Возле шкафа стояло несколько высоких глиняных бутылей, которые отчего-то показались смутно знакомыми. Он поморгал глазами, приглядываясь к бутылям получше.
— О, черт, — растерянно проговорил Дарин, припомнив кое-какие события вчерашнего вечера. — Да ведь это я у Барклюни в кабинете!
Только сейчас он сообразил, что лежит на том самом диване, куда секретарь обычно усаживал посетителей, ждущих своей очереди на прием к главе Морского Управления. Вспомнив про господина Горама, Дарин в ужасе подскочил: не хватало еще, что он явился в приемную и увидел такую картину!
Только он об этом подумал, как дверь заскрипела, приоткрылась чуть-чуть, и в образовавшуюся щель просочился один из призраков Управления.
— Проснулся? — нелюбезно осведомился он, проплывая мимо дивана. — Меня Барклюня послал глянуть, как ты тут — все еще дрыхнешь?
Дарин поспешно сел и принялся шарить руками по полу в поисках обуви.
— Проснулся, проснулся. А Барклюня где?
Призрак осмотрелся, выбрал укромный уголок за шкафом, куда не попадали солнечные лучи, и поплыл туда.
— С господином Горамом по Управлению ходит, — сообщил он недовольным тоном. — А я лично спать пошел и чтоб до вечера меня не беспокоили! И вечером — тоже. Больше не собираюсь летать для вас в трактир за пивом, понятно? — он забился в угол и заворочался, устраиваясь поудобнее. — И так всю ночь мотался — туда-сюда, туда-сюда… совесть иметь надо! Я все-таки вас обоих лет на тысячу постарше буду! Никакого уважения к возрасту…