— Если ты снова ее тронешь, еще хоть раз подойдешь к ней, я разорву тебя на куски голыми руками, Мастер ты или нет.
Бальтазар просунул свои руки сквозь руки Этана, пытаясь освободиться от его хватки. Но Этаном двигали страх, любовь и ярость, и у него было преимущество.
Голос Бальтазара походил на шипение кобры.
— Тебе бы лучше отпустить меня.
— Тебе бы лучше вспомнить, где ты находишься. В моем Доме, в моем городе, в окружении моих людей.
— Твоих людей? — проговорил Бальтазар. — Я создал тебя, mon ami, и континенту не разорвать связь между нами. Они мои не меньше, чем твои.
— Ты неправильно понимаешь суть положения. — Удерживая Бальтазара одной рукой, Этан свободно рукой вытащил небольшой кинжал из кармана и приставил его к лицу Бальтазара.
— Они — мои люди, каждый из них, кровью и костями, разумом и душой. Предупреждаю тебя один раз, и только один, держись от них подальше. Я не то дитя, которое ты когда-то знал. Мои приоритеты изменились, равно как и моя готовность действовать.
Это было олицетворение Этана в его свирепости. Если и оставались какие-то сомнения в том, что вампиры — альфа-хищники, то бурлящая ярость в его глазах и сверкающие клыки стерли их.
— Сделай себе одолжение, — произнес Этан. — Уезжай из Чикаго сегодня же, и не оглядывайся назад.
Дверь кабинета распахнулась. Линдси, Броуди и Келли — еще один охранник Кадогана — зашли внутрь с мечами в руках.
Этан воткнул кинжал в дерево рядом с виском Бальтазара, где тот с силой завибрировал. А выражение лица Бальтазара по-прежнему не изменилось. «Скучающее презрение» казалось наиболее подходящим описанием.
Этан отступил назад, не сводя злобного взгляда со своего создателя.
— Уведите его отсюда. Сейчас же.
Бальтазар отошел подальше от Этана, когда охрана окружила его.
— Сегодня я уйду из твоего Дома, — сказал он. — Но я только-только знакомлюсь с твоим прекрасным городом.
Люк указал на дверь изогнутым лезвием своей катаны, и Бальтазар последовал туда без комментариев. Но он обернулся в дверях и посмотрел мне в глаза.
— Наше воссоединение, моя сладкая, только началось. До скорой встречи.
А потом он исчез.
***
— Следуйте за ним, — сказал Этан Малику. — Выясните, где он остановился, кто еще знает, что он тут. Я хочу, чтобы кто-нибудь — вампир или человек — все время следил за ним.
Малик кивнул, затем встал и исчез в коридоре, чтобы выполнить различного рода требования Мастера.
Этан, все еще стоя в другом конце комнаты — давящее расстояние между нами — посмотрел на меня.
— Ты как?
Я сглотнула, пытаясь собраться с мыслями.
— Он зачаровал меня. Он призвал меня. Предполагалось, что такого не должно случиться. Предполагалось, что я невосприимчива. Я была невосприимчивой.
Между его глаз пролегли линии беспокойства, Этан подошел к маленькому холодильнику, взял бутылку крови, открыл ее и принес мне.
— Пей.
— Я не хочу пить.
— Кровь поможет вывести оставшуюся магию. Послушай того, кто знает — ты почувствуешь себя гораздо лучше после этого.
— Я не хочу…
— Просто выпей чертовой крови, Мерит. — Его тон был резким, слова быстрыми и сердитыми.
— Почему он? Почему сейчас, когда я была невосприимчива для всех остальных?
Этан вздохнул и сел рядом со мной.
— Я не уверен. Он силен. Мастер-манипулятор. Возможно, столкновение со смертью усилило его способности, или он практиковался все эти годы. Или это может быть разновидность магии. — Он помедлил. — Или это может быть моя вина.
Я посмотрела на него и увидела в его глазах защемленный страх и беспокойство.
— То, что он сделал — не твоя вина.
— Не сам Бальтазар, — ответил Этан. — Твоя реакция. — Он заправил прядь длинных, темных волос мне за ухо, пристальный взгляд бродил по моему лицу, словно проверяя на наличие травм, оценивая мое психическое состояние. — Наркотики. Твое превращение.
Мое превращение в вампира не было легким и гладким. Этан сделал меня вампиром, чтобы спасти от нападения. Благородный поступок, теперь я могла это признать, но в то время я была не в состоянии дать согласие. Чувствуя себя виноватым из-за этого, Этан дал мне наркотики, чтобы помочь пройти через мучительно болезненный переход. Для большинства вампиров это были три дня прожигающей до костей боли; для меня это прошло по большей части как в тумане.
К сожалению, в добавок к ограждению от боли, это также задержало меня от полного превращения в вампира, так что моя психика все же была разделена между человеком и вампиром. В конечном счете они слились вместе, но быть может, как боялся Этан, были и другие остаточные последствия, такие как моя невосприимчивость к гламуру. А может, магия Бальтазара была молотком, который заколотил эту восприимчивость обратно на место.
— Мы всегда думали, что ты просто упряма, — сказал Этан. — Но, возможно, причины были более существенными, чем это.
В его голосе я услышала вину.
— Нет. Бальтазар сделал это, потому что хотел доказать свою правоту.
— Что он может добраться до тебя, до меня, — согласился Этан. — Гламур — проявление, предназначенное для того, чтобы соблазнять и управлять жертвой. То, что он использовал его против тебя, против нас обоих, было жестоко. Пей, — снова сказал он. — Ты почувствуешь себя лучше. И ты не хочешь, чтобы я заставлял тебя пить.
Я взглянула на него.
— Ты не посмеешь.
Выражение его лица не изменилось, поэтому казалось будет разумнее не спорить. Я села и, смотря на него поверх горлышка, начала пить.
Он был прав. Ушло напряжение, нейтрализуя часть беспокойного воздействия Бальтазара на меня.
Когда опустошила бутылку, я вернула ее Этану, и он отставил ее в сторону.
— Хорошо, — произнес он. — Цвет твоего лица уже возвращается к норме.
— Я не хотела его целовать. — Слова вырвались пузырем звука, и даже я услышала надрыв от вины в своем голосе. Я не хотела целовать Бальтазара, но в тот момент я ничего так сильно не желала. — Я не хотела. Не так чтобы очень. Я бы сделала все, чего бы он ни попросил. Он контролировал каждую часть меня — мысленно, эмоционально, физически.
Этан бросил на меня хмурый взгляд.
— Ты думаешь, я виню тебя за это? За то, что он сделал с тобой? — Он с сожалением покачал головой. — Мне жаль, что я не смог добраться до тебя раньше. Что он зашел так далеко. Его магия… В ней есть сила.
Он злился сам на себя, полагая, что так или иначе не сумел защитить меня. Поскольку он был единственным, кто вмешался, кто не дал Бальтазару выпить моей крови, он не мог быть еще более неправ.
Он обнял меня руками и прижал к себе.
— Гламур есть и всегда будет оружием, и неважно насколько красива упаковка.
Пугающе мощное оружие.
— Я не совсем уверена, как себя чувствовать. Это ощущалось как изнасилование. Но это было чудесное ощущение. И это заставляет меня чувствовать себя виноватой.
Он осторожно наклонил мой подбородок так, чтобы наши глаза встретились.
— Гламур предназначен для того, чтобы заставить тебя получать от этого удовольствие, чтобы вложить в тебя мысль, что вампир это нечто прекрасное. Это было бы бесполезно, если бы работало не так. Ты не виновата, это совершенно естественная реакция.
Я кивнула, но это не уменьшило болезненного ощущения в моей животе.
— Мне больше нравилось, когда я была невосприимчива.
— А мне не понравилось, что ты открыла это для себя вот так. — Он едва заметно улыбнулся. — Что ты не проявила такой же заинтересованности гламуром во время своей Коммендации, как сегодня.
Как он и хотел, уголок моего рта приподнялся.
— И в то время мне не очень то нравился ты.
— Да, не нравился.
В дверях появился Люк, рядом с ним был Малик. Он осмотрел комнату и посмотрел на меня.
— Ты в порядке?
Я кивнула.
— Я в норме.
Люк кивнул.