Она не чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы рискнуть обнажиться и принять душ даже с запертой дверью, поэтому она немного помылась, потом почистила зубы его зубной щёткой, потому что не могло быть и речи о том, что она не почистит свои зубы. Она чувствовала себя странно, пользуясь ею. Она никогда не пользовалась зубной щёткой мужчины раньше. Но, в конце концов, объясняла своё поведение она, они ели с одной вилки. И его язык почти побывал у неё во рту. Честно признаться, ей бы понравилось иметь его язык у себя во рту, при условии, что у неё была бы твёрдая гарантия, что на этом всё и закончится. (Она не собиралась становиться очередной парой трусиков под его кроватью, к тому же у неё не было ни одной, чтобы их там оставить.)
Она утонула в его одежде, но, по крайней мере, когда он её привязал к кровати, ей не нужно было беспокоиться о юбке, скатывающейся вверх. Штаны были на шнурке - единственная спасительная радость - закатанные раз десять, майка спадала до колен. Отсутствие трусиков немного смущало.
Он укрыл её одеялом. Проверил узы. Удлинил их немного, чтобы ей было удобнее спать.
Затем он постоял минуту у края кровати, глядя на неё с непонятным выражением своих экзотических, золотистых глаз. Лишившись мужества, она первая нарушила зрительный контакт и повернулась - поскольку могла сделать это - на другой бок от него.
О, подумала она, моргая сонными глазами с потяжелевшими веками. Она пахла, как он. Его аромат был повсюду вокруг неё.
Она засыпала. Она не могла в это поверить. При всех этих ужасных, стрессовых обстоятельствах, она засыпала.
Ну, сказала она себе, она нуждалась во сне, чтобы её ум был острым завтра. А завтра она сбежит.
Он не попытался поцеловать её снова, была её последняя, немного тоскующая и весьма позорная мысль, прежде чем она погрузилась в сон.
Несколько часов спустя, слишком встревоженный, чтобы спать, Дэйгис сидел в гостиной, слушая дождь, барабанящий в окна и сосредоточенно изучая Кодекс Мидха, собрание по большей части абсурдных мифов и неясных пророчеств (”увесистая бестолковая неразбериха средневекового месива”, назвал его так один известный учёный, и Дэйгис был склонен с ним согласиться), когда зазвенел телефон. Он посмотрел на него осторожно, но не поднял трубки, чтобы ответить.
Долгая пауза, сигнал, и потом «Дэйгис, это Драстен».
Молчание.
«Ты знаешь, как я ненавижу разговаривать с аппаратом. Дэйгис».
Долгое молчание, тяжёлый вздох.
Дэйгис сжал руки в кулаки, разжал их, помассировал виски основаниями ладоней.
«Гвен в больнице…»
Голова Дэйгиса резко дёрнулась в направлении автоответчика, он наполовину поднялся, но остановился.
«У неё были преждевременные схватки».
Тревога в голосе его брата-близнеца. Она ножом врезалась Дэйгису в сердце. Гвен была на шестом с половиной месяце беременности близнецами. Он задержал дыхание, слушая. Он не для того пожертвовал столь многим, перенося своего брата и его жену вместе в двадцать первое столетие, чтобы с Гвен сейчас что-то случилось.
«Но сейчас она в порядке».
Дэйгис снова задышал и опустился обратно на диван.
«Врачи сказали, что иногда такое случается на последнем триместре, и поскольку у неё не было больше схваток, они подумают над тем, чтобы завтра её отпустить».
Время, заполненное только слабым звуком дыханием его брата.
«О…брат…возвращайся домой». Пауза. Тихо, «Пожалуйста».
Щелчок.
Глава 5
Дэйгис был опасно близок к тому, чтобы потерять контроль.
«Это значит 'мост', а не 'примыкающая дорожка'», говорила она, глядя через его плечо и указывая на то, что он только что черканул в заметках, которые делал. Несколько прядей её волос упали ему на плечо и рассыпались по его груди. Всё что он мог сделать, так это не скользнуть в них рукой и не рвануть её губы к своим.
Ему вообще не стоило отвязывать её сегодняшним утром. Но это не было потому, что она могла убежать от него, или потому, что держать её привязанной к кровати граничило с варварством. Кроме того, одна лишь мысль о ней, привязанной к кровати, преследовала и мучила тёмную часть его разума. И всё же, не лучше было и оттого, что она порхала кругом, изучая всё, докучая ему непрекращающимися вопросами и замечаниями.
Каждый раз, когда он смотрел на неё, безмолвное рычание поднималось в его горле, с трудом сдерживаемый голод, необходимость коснуться её и отведать на вкус и…
«Не нависай над моим плечом, девочка». Её аромат наполнял его ноздри, вызывая чувственное оцепенение. Аромат желанной женщины и невинности. Боже, неужели она не ощущала, что он опасен? Может и не так открыто, но как мышь, взглянув на кота, мудро не высовывалась из затемнённого угла комнаты? Очевидно, нет, если судить по тому, как она продолжала болтать, не смолкая ни на минуту.
«Мне просто любопытно», сказала она капризно. «И ты понимаешь неправильно. Тут говорится, 'Когда человек с гор, высоких, где парят желтопёрые орлы, спустится вниз… э-э, тропа или путь…по мосту, что обманывает смерть' - как любопытно, мост, что обманывает смерть? - 'Драгары вернутся' Кто такие Драгары? Я никогда не слышала о них. Что это? Кодекс Мидха? О нём я тоже никогда не слышала. Могу я взглянуть на него? Где ты его достал?»
Дэйгис покачал головой. Она была неугомонной. «Сядь, девочка, или я привяжу тебя снова».
Она сердито посмотрела на него. «Я только пытаюсь быть полезной…»
«С чего бы это? Я - вор, помнишь? Грубый Вестгот, как ты выразилась».
Она нахмурилась. «Ты прав. Не знаю, что на меня нашло». Долгая пауза. Потом, «Только вот, я думала, что если ты действительно собирался вернуть их» - она одарила его обжигающе скептическим взглядом - «чем скорее ты закончишь с ним, тем скорее они вернуться. Так что я помогаю правому делу». Она дерзко кивнула, с непомерно довольным видом от своего разумного обоснования.
Он фыркнул и жестом пригласил её сесть. Было ясно, что девушка помешалась на древностях и была на редкость любопытной. Её пальцы рассеянно сжимались всякий раз, когда она смотрела на Кодекс, словно ей до боли хотелось потрогать его.
Он хотел бы увидеть, как она вот так же страстно желает прикоснуться к нему. Опытные женщины всё только и подталкивали его в постель. Он никогда раньше не соблазнял невинную. Он чувствовал, что она будет сопротивляться… эта мысль и позабавила, и возбудила его.
Обиженно, она бухнулась на диван напротив него, сложила руки и пристально посмотрела на него поверх стопок текстов и тетрадей на мраморном журнальном столике между ними. Пухлые губки сжались, одна нога притопывала.
Одна маленькая, босая изящная ножка, с нежно-розовыми ногтями на пальцах. Стройные лодыжки, выглядывающие из-под его закатанных штанов. Одетая в одну из его льняных маек, с рукавами, сдвинутыми до локтей, и там же плечи майки спадали по её изящной фигурке, с волосами, спутанными вокруг лица, она была видением. Непостоянное мартовское солнце решило засветить в данную минуту, по всей вероятности, подумал он, именно так оно могло пролиться через стеклянную стену за её спиной и поцеловать её волнистые, белокурые с медным отливом локоны.
Он хотел бы ощутить, как эти локоны рассыпаются по его бёдрам. Пока эти пухлые розовые губы…
«Ешь свой завтрак», прорычал он, возвращаясь к тексту.
Она сузила глаза. «Я уже поела. Я могу потерять свою работу, ты знаешь?»
«Что?»
«Моя работа. Меня могут уволить, если я не покажусь на рабочем месте. И как я тогда буду жить? Я имею в виду, допуская то, что ты на самом деле подразумевал не отпускать меня».