От волны вожделения у неё закружилась голова, и она задышала глубоко, чтобы замедлить биение своего сердца. Она чувствовала ненасытность вокруг него. Раз или два она быстро рассмотрела безумную мысль, что он не мог быть человеком. Что, возможно, он был каким-то мифическим богом секса, может, Приапом, привлечённым нуждающимися жителями города, который никогда не спал. Или какое-то существо давно забытых знаний, Сидх, у которого была способность усиливать наслаждение до пределов, которых смертным не полагалось испробовать.
«Кэйти-девочка». Звук его голоса слетел вниз с верхнего этажа пятнадцатикомнатного дуплекса (квартира, расположенная в двух этажах с внутренней лестницей), тёмный и насыщенный, а его шотландский акцент вызвал у неё мысли о торфяном тумане, древних камнях и выдержанном виски.
Только Дэйгис МакКелтар мог себе позволить называть Катрин О'Малли «Кэйти-девочкой».
Пока он спускался по винтовой лестнице и входил в тридцатифутовую гостиную с её сводчатыми потолками, мраморным камином и панорамным видом на парк, она оставалась неподвижной, упиваясь его видом. На нём были чёрные льняные штаны, и она знала, под ними не будет ничего кроме самого совершенного мужского тела, что она когда-либо видела. Её взгляд прошёлся по его широким плечам, вниз по его твёрдой груди и напряжённому брюшному прессу, задержавшись на парных полосах мускул, что разделяли низ его живота и исчезали под штанами, маня взгляд вслед за собой.
«Достаточно хорош, чтобы съесть?» Его золотистые глаза засверкали, окинув взглядом её тело. «Идём». Он протянул руку. «Девочка, у меня захватывает дух от твоего вида. Твоё желание - закон для меня этим вечером. Тебе надо только сказать».
Его длинные полуночные волосы, такие чёрные, что казалось, отдавали синевой, как и его щетина, в янтарном сиянии приглушённого света, растеклись по его мускулистому плечу, спадая к талии, и она быстро втянула воздух. Она знала ощущение от них, скользящих по её обнажённой груди, трущихся о её соски, падающих ниже по её бёдрам, когда он возносил её от вершины к ещё одной содрогающейся вершине.
«Будто мне надо что-то говорить. Ты узнаёшь, что я хочу раньше, чем я сама». Она услышала резкость в своём голосе, знала, что он слышал её тоже. Её лишало силы то, как хорошо он её понимал. До того, как она узнавала то, чего ей хотелось, он уже ей это давал.
Это делало его опасным, как наркотик.
Он улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. Она не была уверена, что видела когда-нибудь, чтобы такое случалось. Они никогда не менялись, только наблюдали и ждали. Как золотистые глаза тигра, они были настороженные, но всё же отчуждённые, забавляющиеся, но всё же бесстрастные. Голодные глаза. Глаза хищника. Не единожды она хотела спросить, что видели эти тигриные глаза. Через какой приговор прошли, чего к чёрту он, казалось, ожидал, но в минуты блаженства с этим твёрдым телом, прижатым к ней, она то и дело забывала об этом, пока не возвращалась на работу, и было уже слишком поздно спрашивать.
Она спала с ним уже два месяца и знала о нём не больше, чем в тот день, когда встретила его на Старбуксе, улице напротив Банков О'Лири и О'Малли, где она была партнёром, частично благодаря своему отцу, старшему О'Малли, и частично благодаря своей собственной беспощадности. Один взгляд на шесть футов и четыре дюйма зловеще соблазнительного мужчины поверх ободка её кофе с молоком и она знала, что должна была завладеть им. Это могло быть связано с тем, как он сцепил свой взгляд с её взглядом, пока медленно слизывал взбитые сливки со своего мокко, заставляя её представлять, как этот сексуальный язык выделывает куда более интимные вещи. Это могло быть связано с тем чистейшим, сексуальным жаром, который он расточал. Она знала, что было много чего в той опасности, что множилась от него. Иногда она размышляла, не придётся ли ей защищать его, как одного из её сомнительных, выдающихся клиентов в последующие месяцы или годы.
В тот же день, как они познакомились, они катались по его белому берберскому ковру, от камина до окон, борясь безмолвно за положение сверху до тех пор, пока её не перестало волновать, как он брал её, особенно так долго, как он это делал.
С репутацией острого как бритва языка и умом, ему соответствующим, она ни разу не испробовала их на нём. Она не имела ни малейшего понятия, как он поддерживал свой расточительный образ жизни, как мог позволить себе непристойно дорогостоящие коллекции произведений искусства и древнего оружия. Она не знала, где он родился, или даже когда был его день рождения.
На работе, она мысленно составляла свой допрос, но неизбежно зондирующие вопросы замирали на её языке в те моменты, когда она видела его. Она, безжалостно допрашивающая в зале суда, лишалась дара речи в его спальне. Время от времени, для того, чтобы использовать свой язык чрезвычайно приятным способом. Мужчина был настоящим мастером чувственных удовольствий.
«Витаешь в облаках, девочка? Или просто решаешь, каким способом хочешь меня?», проурчал он.
Катрин увлажнила губы. Каким способом она хотела его?
Она хотела его выбросить из головы. Продолжала надеяться на то, что в следующий раз, когда она будет спать с ним, секс не будет таким, что сносит крышу. Мужчина был слишком опасен, чтобы эмоционально увлекаться им. Только вчера, она задержалась на мессе, молясь о том, что сможет пересилить свою зависимость от него - пожалуйста, Господи, скоро. Да, он зажигал её кровь, но было в нём что-то такое, что замораживало её душу.
Тем временем - безнадёжно заколдованная им - она в точности знала, как будет обладать им. Будучи сильной женщиной, она была взбудоражена силой доминирующего мужчины. Она завершит ночь, распластанная на его кожаном диване. Он зажмёт её волосы в кулак и вонзится в неё сзади. Он будет кусать её заднюю часть шеи, когда она кончит.
Она резко вдохнула, сделала шаг вперёд, и он был на ней, стянув вниз на толстый ковёр. Твёрдые губы, чувственные, с намёком на жестокость, закрыли ей рот, когда он целовал её, с сузившимися золотистыми глазами.
Было что-то в нём, что граничило с ужасом, подумала она, когда он пригвоздил её руки к полу и возвысился над ней, слишком красивый и изобилующий тёмными тайнами, которые, как она подозревала, ни одной женщине не стоит когда-либо знать - и от этого секс ощущался намного острее, как на самом краю пропасти.
Это была её последняя связная мысль на долгое, долгое время.
Дэйгис МакКелтар прижал ладони к стеклянной стене и посмотрел в ночь, его тело отделяло от прыжка с сорок третьего этажа оконное стекло. Тихое гудение телевизора почти затерялось в барабанной дроби дождя по окнам. В нескольких футах справа от него, шестидесятидюймовый экран отражался в мерцающем стекле, и Дэвид Бореаназ задумчиво шествовал, играя Ангела, истязаемого вампира с душой. Дэйгис смотрел достаточно долго, чтобы удостовериться, что это было повторение, затем позволил своему взгляду скользнуть обратно в ночь.
Вампир всегда находил хотя бы частичное решение, а Дэйгис начал уже бояться, что для него не будет никакого. Никогда.
Кроме того, его проблема была немного более усложнённой, чем у Ангела. Проблемой Ангела была душа. Проблемой Дэйгиса был легион душ.
Запустив руку в волосы, он изучал город внизу. Манхэттен. Не более чем двадцать две квадратные мили. Заселённые почти двумя миллионами людей. Затем была сама столица, с семью миллионами людей, втиснутых в три сотни квадратных миль.
Это был город гротескных пропорций для Горца из шестнадцатого века, абсолютно непостижимая необъятность. Когда он впервые приехал в Нью-Йорк, он прогуливался вокруг Эмпайр-стейт-билдинг часами. Состоящий из ста двух этажей, десяти миллионов кирпичей, внутри тридцати семи миллионов кубических футов, одной тысячи двести пятидесяти футов высоты, в него ударяла молния в среднем пятьсот раз в год.