И всё же, некоторые из его записей были написаны на языках, которые она не могла перевести. Или даже распознать, и это вызывало у неё чувство близкое к недомоганию. Она очень многое знала о древних языках, начиная с шумерского языка и до сегодняшних дней, обычно она могла определить, по крайней мере, область и приблизительную эпоху существования языка. Но большая часть того, что он записал - изысканным маленьким курсивом, достойным манускриптов, лежащих под подсветкой - не поддавалось её пониманию.
Ну что же он искал? Он определённо казался человеком с какой-то миссией, работающим над своей задачей с усердной сосредоточенностью.
С каждой новой частичкой информации, собранной ею, она становилась всё более и более заинтригованной. Он был не только сильным, великолепным и богатым мужчиной, но ещё и бесспорно замечательным человеком. Она никогда ранее не встречала никого, подобного ему.
«Почему ты просто не скажешь мне?», спросила она прямо, указывая на книгу.
Он поднял свой взгляд, и она почувствовала его жар сразу же. За весь день, на протяжении которого он полностью игнорировал её, несколько раз он посмотрел на неё, и было такое явное вожделение в его взгляде, что это ослабляло всякий здравый смысл, который у неё был. Чистая сила его неконтролируемого желания была более соблазнительной, чем любой афродизиак. Не удивительно, что столько женщин пали жертвами его шарма! У него была манера заставить женщину одним только взглядом почувствовать, что она была самой желанной женщиной во всём мире. Как могла женщина смотреть прямо в лицо такой страсти и не испытывать вожделение в ответ?
Он скоро уезжал.
И он не мог выразиться ещё яснее, когда давал ей понять, что он хочет спать с ней.
Эти две мысли, так стремительно соединённые, были крайне рискованными.
«Ну и?», раздражённо настаивала она. Рассерженная на саму себя за то, что была такой слабой и восприимчивой по отношению к нему. Рассерженная тем, что он был такой соблазнительный. И надо же было ему пойти и вернуть эти тексты, приводя в замешательство уже и так запутанные чувства к нему. «Ну что же?»
Он изогнул тёмную бровь, окинув её взглядом, который заставил её почувствовать так, словно знойный бриз приласкал её. «Что если я тебе скажу, девочка, что я ищу способ снять древнее, смертельное проклятие?»
Она усмехнулась. Он не мог говорить это серьёзно. Проклятия не были реальностью. Не более чем Туата Дэ Данаан. Хорошо, поправила она себя, она никогда в действительности не находила решительно утверждённого вывода по поводу Туата Дэ Данаан или любой другой ”мифологической” расы, которые населяли когда-то Ирландию. У учёных были масса доводов против их утверждаемого существования.
И всё же…дедушка верил.
Будучи профессором мифологии, он учил её тому, что каждый миф или легенда содержали в себе некую долю реальности и истины, однако искажёнными они становились вследствие устных повторений бардами на протяжении веков, подгонявших свои повествования к определённым интересам своих слушателей, или благодаря переписчикам, учитывавших мнения своих попечителей. Подлинная суть бесчисленных манускриптов была искажена некачественными переводами и адаптациями, с целью отразить политическую и религиозную обстановку тех дней. Тот, кто посвятил время изучению истории, в конечном счёте, осознавал, что историки преуспели только в накоплении горстки песка из безбрежной, неведомой целины прошлого, как было невозможно соизмерить территорию Сахары только несколькими песчинками.
«Ты веришь в эту фигню?», спросила она, обведя рукой груду текстов, страстно желая узнать его видение истории. Учитывая его интеллектуальный уровень, это определённо было интересно.
«В большую часть, девочка».
Она сузила глаза. «Ты веришь, что Туата Дэ Данаан реально существовали?»
Его улыбка была горькой. «О, да, девочка. Было время, когда я не верил, но сейчас верю».
Хло нахмурилась. Он показался ей смирившимся, как человек, которому предоставили неопровержимое доказательство. «Что заставило тебя поверить?»
Он пожал плечами и ничего не ответил.
«Ладно, тогда, что за проклятье?», настаивала она. Всё это было очень занимательным, и как раз тем, что привело её к выбору карьеры. Это было, как снова разговаривать с дедушкой, обсуждать возможности, открывая разум чему-то новому.
Он посмотрел вдаль, потом уставился в огонь.
«Ой, ну давай же! Ты скоро уезжаешь, какой будет вред оттого, что ты скажешь мне? Кому я скажу?»
«Что если я сказал бы тебе, что это я проклят?»
Она окинула взглядом его богатое жилище. «Я бы сказала, что многим людям понравилось бы быть вот так проклятыми».
«Ты никогда не поверишь в правду». Он сверкнул в её направлении одной из тех ироничных улыбок, которые не затрагивали его глаз. И она поняла, что многое бы отдала за то, чтобы увидеть, как он улыбается, на самом деле улыбается и подразумевает именно это.
«Испытай меня».
На этот раз ему понадобилось больше времени, чтобы ответить, и когда он сделал это, его взгляд был полон забавляющейся циничности. «Что если я сказал бы тебе, что я Друид со времён давнего прошлого?»
Хло наградила его сердитым взглядом. «Если ты не хочешь со мной разговаривать, так просто так и скажи. Но не пытайся меня заткнуть всякой ерундой».
С натянутой улыбкой, он ещё раз кивнул, словно доказал себе что-то. «Что если бы я сказал тебе, что когда ты целуешь меня, милая, я не чувствую себя проклятым? Что, возможно, твои поцелуи могли бы спасти меня. Что тогда?»
Хло задержала дыхание. Это было так глупо, сказать это ей, так же глупо, как пошутить насчёт того, что он был Друидом… но так безнадёжно романтично. Что её поцелуи могли бы спасти человека!
«Я подумала бы, что нет». Его взгляд вернулся к тексту, и жар его был так силён, что она почувствовала озноб, его лишившись.
Она нахмурилась. Чувствуя себя самой настоящей трусихой, чувствуя себя до странности вызывающей. Она взглянула на чёртов конверт из туристического агентства. «Когда ты уезжаешь?», раздражённо спросила она.
«Завтра вечером», сказал он, не глядя на неё.
Хло изумилась. Так скоро? Завтра её грандиозное приключение закончится? Хотя ещё вчера она пыталась сбежать от него, сегодня она чувствовала себя странно разочарованной своей вторгшейся свободой.
Свобода не казалась такой уж сладкой, если это значило никогда больше его не видеть. Она слишком хорошо знала, что будет дальше: он исчезнет из её жизни, и она вернётся к своей работе в Галереях (Том ни за что не уволит её - ни за отсутствие на работе в течение нескольких дней - она придумает какое-нибудь оправдание), и каждый раз, когда она будет смотреть на средневековый артефакт, она будет думать о нём. Поздно ночью, когда она будет просыпаться от переполнявшего её этого ужасного возбуждения, она будет сидеть в темноте, держа свой скин ду, задавая себе самые худший вопрос из всех: а как могло бы это быть? Больше никогда её не напоят вином и не накормят ужином в роскошном пентхаусе на пятой Авеню. Больше никогда не посмотрят на неё вот так. Её жизнь вернётся к обычному, наводящему скуку, ритму. Сколько времени пройдёт, прежде чем она забудет, что однажды чувствовала себя бесстрашной. Чувствовала себя так недолго, но в высшей степени ожившей?
«Ты вернёшься в Манхеттен?», спросила она слабым голосом.
«Нет».
«Никогда?»
«Никогда».
У неё вырвался тихий вздох. Она теребила волнистую прядь волос, закручивая её вокруг пальца. «Что за проклятие?»
«Попытаешься помочь мне, если так?». Он снова поднял взгляд, и она почувствовала в нём напряжение, которого не могла понять. Словно её ответ был в какой-то мере решающим.