Нелл радостно рассмеялась. «Вот теперь хорошая девочка», одобрительно закивала она головой. Сильвен искренне согласился.
Глава 24
Дэйгис закончил наносить предпоследнюю формулу, необходимую для открытия белого моста. Хотя они провели недели в шестнадцатом столетии, в двадцать первый век они вернутся всего лишь три дня спустя после того, как они отбыли. Он нанесёт последнюю сложную серию символов, когда они будут готовы уйти.
За пределами круга возвышающихся мегалитов стояли его отец и Нелл с его маленькими братьями на руках. Он давным-давно попрощался. Сейчас Хло обнимала и целовала их, и глаза у неё и у Нелл подозрительно сверкали. Как легко, восхищался он, женщины обращали лицо к этим каньонам скорби, в надежде обойти которые мужчины имели обыкновение рисковать всем. Он размышлял о том, не были ли женщины каким-то непостижимым способом сильнее в этом отношении.
Пока Сильвен и Нелл передавали Хло послания для Драстена и Гвен, Дэйгис обдумывал то, что он обнаружил прошлым вечером, после того, как Хло заснула. В предрассветные часы он пробрался в тайную библиотеку. Он не был дураком; он знал, его неторопливый отец прервался слишком резко, когда читал последний отрывок в пятой Книге Мананнанов.
На самом деле там было продолжение. Решающий кусочек информации, которую Сильвен предпочёл оставить при себе. Дэйгису не надо было его спрашивать, почему он пропустил веские слова. Сильвен стал бы спорить, что пророчество было не более чем прогнозирование ”возможного” будущего. Тем не менее Дэйгис знал (и разве опыт Драстена с предсказательницей Бессетой не доказал этого?), что предсказанное будущее было самым вероятным будущим, что значило, что его будем чертовски сложно предотвратить.
Записанное в пятой Книге Мананнанов наклонным прописным шрифтом, там было самое его вероятное будущее:
Те тринадцать станут одним, и мир погрузится в эпоху тьмы, более жестокую, какую человечество когда-либо знало. Непередаваемые злодеяния будут совершены во имя Драгаров. Цивилизация падёт, и древнее зло воскреснет, поскольку Драгары будут следовать непрестанному поиску отмщения.
Он ни за что не позволит, чтобы подобное будущее стало реальностью. Любовь Хло укрепила его, и надежда горела путеводной звездой в его сердце. Хотя темнота постоянно усиливалась в нём, его твёрдое намерение и решительность ещё никогда не были сильнее.
Он смотрел на неё, упиваясь ею. Для своего возвращения они надели одежду, которую носили в двадцать первом веке, и она стояла в своих облегающих голубых брючках и кремовом свитере, её взъерошенные кудри спадали каскадом на спину. Желание побежало по его венам. Скоро он будет любить её, и каждая минута между сейчас и потом была слишком долгой.
Он предупредил её о том, как на него подействует открытие моста.
Я не буду… вполне самим собой, Хло. Ты помнишь, каким я был, когда мы прибыли сюда в первый раз?
Я знаю, сказала она твёрдо. Я знаю, в чём ты будешь нуждаться.
Он скрипнул зубами. Я могу быть… грубым, любимая.
Я крепче, чем ты думаешь. Пауза, а потом слова, которые он никогда не устанет слушать: Я люблю тебя, Дэйгис. Ничто это не изменит.
Она была такой маленькой, и всё же такой сильной и решительной. Она просто была всем, чего он когда-либо хотел.
«Сын», голос Сильвена прервал его мысли, «Мне надо сказать тебе кое-что перед тем, как ты уйдёшь».
Дэйгис кивнул и подошёл к Сильвену, который повёл его к замку. Он уже попрощался со своим отцом, Нелл и своими братьями, и горел от нетерпения отбыть, чтобы кто-нибудь снова не расплакался и не рвал ему сердце.
«Когда ты вернёшься, сын, ты должен сказать Драстену о тайной библиотеке».
Дэйгис моргнул, озадаченный. «Но он узнает. Мы открыли её снова, и ты передашь знания Яну и …»
«Я не буду делать ничего подобного», спокойно сказал Сильвен.
«Но почему?»
«Я провёл какое-то время прошлым вечером, взвешивая возможности. Если о тайной комнате станет известно Келтарам, это может слишком на многое повлиять в следующих столетиях. Она должна быть забыта. Слишком рискованно для нас возрождать такое богатство знаний для последующих поколений и думать, что, может быть, ничего и не изменится. Я планирую запечатать её этим же вечером и никогда не войду в неё снова».
Дэйгис кивнул, мгновенно увидев в этом мудрое решение. «Ты умён как всегда, отец. Я не подумал об этом, но ты прав. Это могло бы послужить причиной неизмеримых изменений». Было хорошо, подумал он тогда, что он и Хло больше не оставались в прошлом. Он мог доверить своему отцу подчистить кое-какие мелочи, если что-нибудь и обнаружилось бы.
Не в состоянии выдержать затянувшееся прощание, он повернулся снова к Хло и камням.
«Сын», сказал Сильвен низким, настойчивым голосом.
Дэйгис продолжал стоять к нему спиной. «Да?», сказал он натянуто.
Долгая пауза. «Если бы я мог быть там с тобой, я был бы. Отец должен быть со своим сыном в такие времена». Он громко сглотнул. «Мальчик», сказал он тихо. «Передай мою любовь Драстену и Гвен, но большую часть её ты унесёшь с собой». Ещё пауза. «Я знаю, отцу не следует иметь любимчиков, но… о, Дэйгис, мой сын, ты всегда был таким для меня».
Когда, несколько мгновений спустя, Дэйгис вернулся к центральной плите и начал наносить последние символы, он заметил, что Хло смотрела на него как-то странно. Её глаза затуманились снова, а нижняя губа подрагивала.
Он не понял, пока она не потянула его голову вниз к своей и не убрала поцелуями слёзы с его щеки.
Потом, когда белый мост открылся, она бросилась в его руки, сцепила кисти за его шеей и пылко его поцеловала. Он обернул рывком её ноги вокруг своих бёдер и крепко её держал. А позже это стало битвой сил воли для него: он противостоял разрушительному, изворотливому, пространственному шторму. Он чувствовал себя так, словно - если только он смог бы продержаться в этом хаосе белого моста, не выпустив её из своих рук - он смог бы пройти через что угодно.
Он держался за неё изо всех своих сил.
«Ууф!», задохнулась Хло, когда они ударились о ледяную землю, всё ещё держа друг друга в своих руках. Яростная улыбка изогнула её губы - они сделали это, не выпустив друг друга из рук! Она не знала, почему ей казалось это таким важным, но было так, как будто каким-то образом это доказывало, что ничто никогда не сможет разлучить их.
Низкий рык, грубое урчанье более звериное, чем человеческое, было единственным звуком, который издал Дэйгис, когда перекатил её под себя и жёстко прижался к её рту своим. Его твёрдое как скала тело прижималось к её мягкости, его бёдра втирались в колыбель её бёдер, и через удар сердце она уже задыхалась от вожделения. Мужчине было достаточно взглянуть на неё, чтобы она почувствовала себя ослабевшей от желания, но когда горячая, толстая твёрдость его плоти вбилась между её ног, она поглупела от нужды. Каждый раз у неё пересыхало во рту, и она чувствовала, как её сотрясала дрожь с головы до ног в предвкушении всех тех восхитительных вещей, что он будет делать с ней. Всеми теми способами, как он прикасался к ней и пробовал её на вкус, со всеми теми особенными требованиями, что он предьявлял ей и которые она так любила выполнять.
Она уступила, жадно беря его всего, сцепив руки вокруг его сильной шеи, погрузив свои пальцы в его влажные волосы. Они катались по покрытой градом земле, пока дождь лился на них, а ветер оглушительно завывал, слепые ко всему, что творилось вокруг них, кроме обжигающей мощи их страсти.
Со ртом, крепко прижавшимся к её рту, его поцелуй был доминирующим и всё же весьма соблазняющим, требовательным и всё же упрашивающим. Когда он скользнул руками под её мокрый свитер, расстегнул застёжку её бюстгальтера и взял в ладони её груди, она тяжело задышала ему в губы. Там, смутно думала она, о, да. Он играл с её сосками, перекатывал их между своих пальцев, легонько потягивал, и она почувствовала, как её груди набухли под его руками, становясь мучительно чувствительными.