— Разве ты не благодаришь своих друзей, когда они тебе помогают?
— У меня нет друзей, тигренок.
— У всех есть друзья.
— У меня был один. Кажется. Он был моим коллегой, но он ушел.
— А ты благодарил его, когда он делал для тебя что-то хорошее?
Он опускает мою руку, но продолжает держать меня за запястье, и его взгляд становится отстраненным, как будто он погружен в свои воспоминания, пытаясь найти что-то конкретное.
— Он чуть не взорвал меня вместе с другим членом подразделения. Спусковой механизм в бомбе, которую он смастерил, вышел из строя, но ему удалось вовремя ее починить. Я ударил его по лицу и сломал ему нос.
— По-моему, это не похоже на "спасибо".
— Я оставил его дышать.
Он говорит это так непринужденно, что я не могу удержаться от смеха.
— Вы уладили между собой, значит.
— Думаю, да. А как насчет твоих друзей? Можешь ли ты положиться на них, когда тебе нужна помощь?
— Разве не для этого нужны друзья?
— Наверное. Но ты не ответила на мой вопрос.
— В моем мире с друзьями… сложно.
— И что это за мир?
— Где людей ценят только за статус и положение в обществе, — говорю я. — Мой отец — очень важный человек. Люди всегда стараются угодить ему. Поэтому, когда кто-то делает для меня что-то приятное, я никогда не знаю, искренен ли он, или это только из-за того, кто мой отец.
— Да. Родители влияют на жизнь своих детей будь то косвенно или напрямую, — отвечает он, проводя большим пальцем по внутренней стороне моего запястья, чуть выше точки пульса.
— А как насчет твоих? — спрашиваю я.
— Они умерли задолго до того, как смогли оказать на меня значительное влияние.
— Мне жаль.
— Не стоит. Я не жалею. Некоторым людям не суждено иметь детей.
— И что они сделали?
— Ничего. — Он переводит взгляд на вешалку для одежды, стоящую у входа в смотровую. — Ты снова носишь шарф.
— Да. Мне он очень нравится. — Я поворачиваю руку так, чтобы наши ладони соприкоснулись. — Ты сказал "член подразделения". Ты военный?
— В каком-то смысле — да, — бормочет он, опустив глаза, глядя на наши соединенные руки.
— Что значит "в каком-то смысле — да"?
— Это значит, что нет ничего черного и белого, тигренок. Существуют только оттенки серого. — Он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. — За исключением тебя.
Становится невозможно держать под контролем дыхание, пока он так смотрит на меня. Словно я единственный человек в мире.
— И кто же я?
— Ты, мой тигренок, — луч света в абсолютной тьме, которой стала моя жизнь и была уже очень долгое время.
Я вдыхаю, потрясенная его словами. Никто никогда не говорил мне ничего подобного.
— Если бы ты спросил мое имя, то понял бы, насколько оно противоречит твоему мнению, — шепчу я.
По-итальянски Нера означает "черная". Но он не мог этого знать, ведь я никогда не называла ему своего имени.
Мой демон склоняет голову набок, его взгляд опускается к моим губам.
— Да. Но с другой стороны, оно также означает свет. Сияние. Или яркость.
— И откуда ты это знаешь? — Мой голос теперь едва слышен.
— Я слышал, как один из твоих друзей произнес твое имя.
Я делаю шаг ближе, так что оказываюсь между его ног, и наши глаза оказываются почти на одном уровне, и глажу его по подбородку, стараясь не задеть порез на щеке.
— Когда?
— Несколько недель назад. Ты выходила из бутика в центре города.
Да, я помню тот день. Я составляла компанию Дании, пока она ходила по магазинам в поисках новых сапожек. Приятная дрожь, которая ассоциировалась у меня с ним, присутствовала все это время, и я постоянно оглядывалась через плечо.
— Я тебя не видела.
— Меня видят только тогда, когда я этого хочу.
— А как же те другие разы, когда я замечала тебя?
— Может, я хотел, чтобы ты видела меня.
— Почему?
— Так ты могла беззаботно веселиться с друзьями. И знать, что с тобой ничего не случится, потому что я присматриваю за тобой, тигренок.
— Тигренок? Ты знаешь мое имя. Почему ты не используешь его?
— Я услышал его случайно. Ты никогда не давала мне его. Я не люблю пользоваться вещами, которые мне не давали. Это воровство.
— У тебя уникальные принципы для преследователя. — Я перевожу взгляд на его губы. — Могу я открыть тебе секрет?
— Да.
Я наклоняюсь вперед, пока мои губы не оказываются почти у его уха, и шепчу:
— Мне нравится, что ты присматриваешь за мной, демон.
В течение нескольких молчаливых мгновений он сохраняет невозможную неподвижность и почти не двигается — наше учащенное дыхание — единственный звук в комнате.