Комментарий к Тело.
Тело - ЛСП.
Приятного прочтения💙
Мимолетные видения, которые посещали Аддамс почти каждую ночь, не прекращались. Она не хотела ложится в постель, пыталась найти любой способ, который поможет скрыться ото сна: писала книги, читала статьи или делала все уроки на ближайшие дни. Уэнсдей не говорила об этом ни с одной живой душой. Даже Вещь не стал исключением.
Почему то, ей было очень тяжело скрывать свои ночные тайны. А с каждым днем это становилось еще сложнее. И так сильные круги под глазами, стали еще темнее и пугающими. Бледная кожа, больше стала подходить на белое полотно его картин… Вены на руках и ключицах выглядывали из-под рубашки и пиджака, как ожерелье, приговоренное вечно выступать и красоваться на ее теле.
Энид часто просыпалась от криков соседки, но та лишь уверяла, что все в порядке, укладывая ее обратно в постель.
Ксавье замечал ее изменения в поведение: усталость, что было не свойственно уверенной в себе Уэнсдей, потерянность и неуклюжесть. Девушка часто роняла вещи, что то забывало и когда Торп спросил о ее самочувствие, получил лишь короткое «Я в порядке». Во что он естественно не поверил.
Но Аддамс не хотела им говорить (особенно парню), что ей снится Тайлер каждую ночь, вонзая свои устрашающие когти в нее. Но просыпалась она в поту лишь тогда, когда тот убивал важных ей людей на ее же глазах. Говорить с ними об этом значило бы для Уэнсдей, как просто отправить их в лапы этому монстру.
Она понимала, что все это ее страхи, проецирующие в ее сны.
Но это пугало… очень…
Готка и сама видела изменения в себе. Вечная сонливость и боязнь, когда к ней кто-то подходит со спины. Она это все подмечала, но сил не было, что то с этим делать. Поэтому, она просто пыталась жить…
***
Солнце, ненавистное ею солнце, пыталось пробраться сквозь черные шторы и разбудить владелицу темной постели. Но каждый луч, попадавший на кровать, замечал лишь сидячую фигуру на ней.
Звенел будильник, так отчаянно хотевший разбудить всех вокруг. Но блондинка, которая его и завела, все не могла проснуться.
— Энид — прокричала Уэнсдей — Я сейчас выкину твой будильник в окно и ты будешь постоянно опаздывать на уроки. — но ответа не было. Волчица лежала, укутавшись в теплое одеяло с головой и не реагировала на слова соседки — Я знаю, что ты не спишь и тебе просто лень встать с постели — но ответа также не последовало. Аддамс, скривив лицо, поднялась с матраса, подошла к будильнику, выключив его и посмотрела на подругу. Светлую голову было ели заметно под тоннами подушек и простыней. Синклер была ничтожно мала, по сравнению с тем, что лежало на ее постели. — Энид, ты сейчас проспишь все на свете.
— Отстань. Я хочу спать.
— Мне так и передать профессору? — сложив на груди руки Уэнсдей пыталась докричаться до совести блондинки.
— Ты такая назойливая. — прошипела Синклер, высовываясь из-под одеяла.
— Кто тут еще назойливый. — таким же тоном проворчала Аддамс.
Убранная половина комнаты в черных тонах, печатная машинка, с рядом стоящей стопкой белоснежных листков бумаги, несколько книг Агаты Кристи на подоконнике, а рядом кружка с недопитым эспрессо. Ее часть спальни пахла лесом после ливня, но запах инородных духов надоедливой соседки портил всю картину маслом.
Сделав глубокий вдох, Уэнсдей подошла к зеркалу и от отражения прошлого почти ничего не осталось. Она стала еще худее. Ее лицо стало совсем безжизненным. Надо заставить себя хоть сегодня нормально поспать — крутилось в ее голове. Аддамс не устанет себе это повторять, но каждую ночь, закрывая глаза, темная пелена перерастает в силуэты, а за ними и боль, которая пожирает здравый разум. В такие моменты хочется зарыться глубоко в мамины объятия из далекого прошлого, когда были не страшны ни сказки дяди Фестара, ни гроза. Когда ее сердце еще билось от счастья, приходящего с новым днем. Темноволосая хотела бы почувствовать снова легкость раннего рассвета… Но она выросла. Теперь знает о мире все. А главное, Уэнсдей Аддамс знает, что больше не сможет спокойно спать…
***
В теплице было как всегда шумно. Самые разные темы поднимались в ней: от маленького цветка на столе преподавателя до новостей, кто с кем переспал прошлой ночью. Уэнсдей это казалось слишком нереалистичным. Все было как и впервые дни ее пребывания в Неверморе. Она все также кладет свой рюкзак рядом с длинным и красивым юношей, который следил за каждым ее движением и эмоцией. Готка все также садится с ним и открывает нужную страницу учебника, повторяя материал домашнего задания. Девушка продолжает не нарушать традицию и поворачивается к соседке, говорит ей, что то вроде привет, оборачивается, продолжает вспоминать знания, приобретенные на прошлом уроке. Старается не смотреть на него, ведь знает, что этот взгляд сведет с ума. Знает, что проедется с ним говорить о больном.
— Здравствуйте, дети. — в кабинет вошел пухлый, больше похожий на один воздушный шарик, преподаватель в круглых очках. Поправляя их, он взял со стола тот самый цветочек, который успели обсудить ученики. — Сегодня я вам покажу такой цветок, как Олеандр. Он очень ядовитый. Хоть и от него редко умирают, но все же. От этого растения страдают разными заболеваниями кожи. А так же… — он оглядел учащихся — если долго дышать рядом с ним, то можно загреметь в больничное крыло с легкостью.
И дальше Аддамс не слушала. Впервые за все свои учебные годы, она может выделить урок, на котором даже не пыталась заставить себя воспринимать слова учителя. Она просто смотрела в одну точку, не обращая внимания ни на что. Но почувствовав теплую, живую руку на свой под столом, Уэнсдей вынудила себя очнуться.
Торп не смотрел на нее, но она видела румянец на его беспристрастном лице. Его ладонь, как лекарство подействовало на нее. Спокойствие пронизало каждый миллиметр ее тела. Она была готова поклясться, что такого ощущения не испытывала никогда, когда простая рука подарила силы вернуться в реальность.
***
— Надо бы сходить куда нибудь. Как тебе такая идея? — говорила за обедом Синклер. — Можно сегодня ночью в кафе пойти. И Аякса возьмем с Ксавье. Кстати… — и готка понимала о чем сейчас она начнёт болтать — Как у вас там с ним? Он давно не подходил к нам. У вас же все хорошо?
— Угу.
— Ненавижу, когда ты так отвечаешь. Угу. Да что это вообще означает? — а Уэнсдей не нравилось, когда Энид начинала ворчать. Она это делала максимально неэтично. Как будто на публику. Актриса…
— То и означает. Все нормально. Мы, к счастью или к ужасу, не вы, чтобы говорить ночью по телефону. — собеседница округлила глаза.
— Ты слышишь?
— Ты слишком громко смеешься. — тишина повисла над ними (не считая, конечно, вечного чавканья и болтовни других людей). Блондинка не решилась снова заводить разговор о их отношениях с Торпом, а Уэнсдей просто не хотела говорить.
***
Она слишком устала…
Ей хотелось спать…
Хотелось просто закрыть глаза и больше их не открывать никогда…
Ночь приходила и притаскивала вместе с собой еще и гнусные мысли, страхи…
А Уэнсдей просто хотела отдохнуть…
Дать волю себе…
Снять маску безразличия и просто…
Лечь спать.
Сидя сейчас на полу одинокой ванной комнаты, Уэнсдей Аддамс ощущала холод от мраморной кладки. Вода тоненькой струйкой текла по раковине и шумом раздавалась в ее голове. Сейчас она была готова отдать все за сон, от которого так долго бегала. Была готова продать душу дьяволу, чтобы тот подарил ей часы счастья. Но он был на это не способен. Лишь девушка могла обеспечить себе его. И она решилась… на это…
Тонкое и острое лезвие, танцуя вальс по воздуху, опускается на бледную кожу запястья…