– Надо идти на праздник, Спид, – сказал Тимоти.
В ответ паук закружился на конце свой шелковой нити, и Тимоти вдруг остро осознал свое одиночество. Потому что… делаешь все, делаешь – полируешь гробы, приносишь поганки и пауков, вешаешь гирлянды… А как сам праздник начинается – так ты уже никому не нужен. Чем меньше народу увидит дефективного сыночка – тем лучше. Меньше будет разговоров.
Внизу Лора с радостными криками носилась по всему дому: «Праздник Возвращения! Праздник Возвращения!» Казалось, ее шаги звучали везде сразу.
Тимоти еще раз прошел мимо комнаты Сеси – она все так же спала. Она всегда спит. Спускается вниз раз в столетие. Сеси, Сеси… Вот бы спросить ее: «Где ты сейчас, Сеси? В ком? Что у тебя происходит? Ты за холмами? Как там все вообще?» Но вместо этого Тимоти заглянул в комнату к Эллен.
Эллен сидела за столом и сортировала богатства, собранные во время работы мастером по маникюру: волосы всех цветов (светлые, рыжие, темные) и обрезки ногтей. Она работала в салоне красоты в Меллин-Тауне, примерно в пяти милях[2] от дома. В углу комнаты стоял добротный гроб из красного дерева с ее именем.
– Иди отсюда, – сказала Эллен, даже не взглянув на него, – невозможно работать, когда ты стоишь над душой.
– Ну, канун же Всех Святых, Эллен! – сказал Тимоти, пытаясь быть дружелюбным, – ты только подумай!
– И что? – Она складывала обрезки ногтей в маленькие белые мешочки и подписывала их. – Тебе-то что с этого? Только перепугаешься до смерти. Иди лучше спать.
Его щеки вспыхнули от возмущения.
– А кто будет полировать гробы, работать и помогать?
– Так. Если ты сейчас же не уйдешь, то завтра обнаружишь в своей постели дюжину сырых устриц, – голосом, не терпящим возражений, сказала Эллен. – До свидания, Тимоти.
В гневе он бросился вниз по лестнице и врезался в Лору.
– Смотри, куда идешь! – провизжала она сквозь сжатые зубы, из которых торчали гвозди с плоскими головками.
Она забивала их в двери и развешивала на них… акониты[3] (уф, искусственные, ну и шуточки у нее)!
– Что, напугаем Дядю Эйнара? – крикнула она громко, чтобы все услышали.
И унеслась прочь. Тимоти побежал к распахнутой двери лестницы, ведущей в подвал, из которого поднимался густой дух сырой земли.
– Папа?
– Ты очень вовремя! – крикнул ему снизу Отец. – Давай быстрее сюда, не то все прибудут, а у нас ничего не готово!
Тимоти замешкался всего на несколько секунд – и услышал целый миллион звуков. Братья разговаривали, спорили, приходили, уходили – прямо как поезда на вокзале. Достаточно было просто постоять на одном месте, чтобы мимо тебя пробежал весь дом. И каждый что-нибудь тащил в бледных руках. Леонард – черный медицинский саквояж. Сэмюэль – пыльную книгу в черном переплете (такую огромную, что она едва помещалась у него под мышкой), плюс еще черную гирлянду. Бион (который сделал очередную ходку к фургону) втаскивал в дом все новые галлоны жидкости.
Отец отвлекся от полировки, и Тимоти получил от него тряпку, а заодно и неодобрительный взгляд.
– Вот этот натираем до блеска, – сказал он, хлопнув по огромному гробу из красного дерева, – а уж тогда переходим к следующему. Давай шевелись, не то так всю жизнь проспишь.
Натирая поверхность гроба воском, Тимоти заглянул внутрь.
– Дядя Эйнар крупный мужчина, да, пап? – спросил он.
– Угу.
– А сколько в нем?
– Смотри по размеру ящика.
– Метра два? Больше?
– Много болтаешь.
Тимоти натер поверхность до блеска.
– А весит, наверное, все двести пять, – сказал он.
– Да хоть двести пятнадцать! – взорвался Отец.
– Не, двести пятнадцать – это с крыльями!
Отец пихнул его локтем.
– Смотри лучше, что делаешь! Не так надо, а вот так. Смотри!
Около девяти часов Тимоти вышел на октябрьский холодок (с его то теплым, то промозглым ветром) и два часа бродил по лугам, собирая пауков и поганки.
Проходя мимо фермерского дома, он сказал светящимся окнам: эх, знали бы вы, что творится сейчас у нас! Затем поднялся на холм и посмотрел на город, который засыпáл за много миль отсюда, вместе с круглыми часами на церкви, что были видны даже издалека. Город тоже не знал!
Тимоти принес много банок с поганками и пауками. И в подвале (в часовне) была проведена короткая церемония: Отец возносил молитвы Темному, а красивые, цвета слоновой кости руки Матери двигались ему в ответ. Все дети были в сборе, за исключением Сеси, которая лежала в постели у себя наверху. Впрочем, Сеси не собиралась мириться с таким положением дел. Было видно, как она выглядывает то из глаз Биона, то из глаз Сэмуэля, то из глаз Матери, то из… не успеешь оглянуться – а она уже в тебе. А теперь уже нет.
3
Аконит – ядовитое растение (вид рода Aconitum, сем. Лютиковых – Ranunculaceae), имеющее древнюю историю и множество названий – борец, волчий корень, волкобой, царь-трава, черное зелье, козья смерть, шлемник, туфелька, синеглазка, прострел-трава, королева ядов и др. В мифах является непременным атрибутом богини Гекаты – повелительницы привидений и чудовищ, которая посылает людям ужасы и кошмарные сны, помогает в колдовстве и убийстве с помощью отравления. –