Массивная портальная рама с коричневым панельным покрытием была точно такой же, как ее собственная. Но кто-то куском мела для школьной доски написал на ней одно слово грубыми жирными буквами.
Ничего непристойного в самом слове не было. Но его появление было удивительным и неприятным.
КРЫСА.
Крыса.
Это слово было написано печатными буквами оскорбительной величины, оно резко бросалось в глаза на безобидной двери комнаты мастера Тодда Хока.
КРЫСА. Крыса.
Оно было написано четко. Оно было слишком ясным. Неясным оставался вопрос, что означало его присутствие на двери… и кто был его автор.
Стелла тихо прикрыла собственную дверь, глядя на оскорбительное слово, и начала первый час своей жизни в Хок-Хаус с осязаемо сильным, однако тревожно неопределенным предчувствием дурного.
Глава 2
ХОЗЯИН ДОМА
— Мистер Хок примет вас сейчас, мисс.
— Спасибо, Гейтс. Сию секунду иду туда.
Стелла с нетерпением ожидала встречи со своим новым хозяином. Она провела тяжелую ночь в просторной мягкой постели. Вдоволь налюбовавшись мастерски сделанным красивым гардеробом и точно такими же креслами, за всю ночь она почти не сомкнула глаз. Стелла простояла даже час у окна, наблюдая, как круглая коннектикутская луна омывает парк Хок-Хаус неземным белым светом. Ничто не нарушало тишины и покоя октябрьского вечера. Хок-Хаус, казалось, тоже спал, ни один из его обитателей не подавал признаков жизни. Стелла в конце концов отдала должное пуховому комфорту пружинного матраса своей кровати. Однако ее тревожили неясные ожидания. Неопределенность ее будущего в Хок-Хаус, оскорбительное слово, нацарапанное на двери напротив ее комнаты, не оставляли в покое ее подсознание, даже когда она наконец погрузилась в дремоту.
Крыса… Такое уродливое слово. Это была первая осознанная мысль, когда она проснулась при холодном ярком свете нового дня. Незнакомая птичка громко щебетала за окном. Крыса…
Это наводило Стеллу на мысли о темноте и о противных, торопливо снующих существах, от которых мурашки бегут по коже. Крыса… Стелла испытывала омерзение от самой мысли об этом слове.
Гейтс, шедший впереди нее по мрачному коридору, оставил ее на пороге, судя по всему, кабинета хозяина дома. Стелла откинула назад свои длинные волосы, с тревогой думая о том, одобрит ли ее новый работодатель сшитый на заказ костюм. С замиранием сердца она вошла в комнату.
Мрак коридора исчез. Глаз радовала дубовая отделка мебели, отличавшейся изрядным запасом прочности, каждый предмет меблировки с гордостью свидетельствовал о мужественности его обладателя. В камине напротив входа весело гудело красное пламя, ярко пылали потрескивающие от жара поленья.
— Мисс Оуэнз?
Мужчина стоял за массивным письменным столом, который был установлен перед широкими, цвета тапиоки, занавесками, прикрывавшими французские двери. Стелла шагнула вперед, ощутив робость и внезапно почувствовав себя беспомощной женщиной. В голове промелькнула мысль, всегда ли Артур Карлтон Хок производит такой унижающий достоинство эффект на дам, которым он назначал встречу.
Стелла протянула было руку, потом отдернула ее:
— Да. Рада познакомиться с вами, мистер Хок.
— Садитесь, пожалуйста. Кресло там. Оно очень удобное. Старое, возможно, но все еще практичное. Его делали, чтобы в нем сидеть.
Стелла осторожно присела, не спуская глаз с лица мистера Хока.
Он был довольно высоким и таким же красивым, каким она запомнила его по газетной вырезке. Но седина с его висков распространилась по всей голове широкими серебристыми прядями, которые блестели, будто нарисованные кистью художника. Его брови, однако, по удивительному контрасту были угольно-черными, придавая его лицу, несмотря на недостаток утонченности, суровое, пытливое выражение.
Широкие плечи облегал утренний пиджак из синей шерсти. Аккуратный красный галстук, завязанный свободным узлом с двумя длинными концами под властным подбородком мистера Хока, смягчал его черты, давая неверное представление о его холодном взгляде.
«Он почему-то печален, — подумала Стелла, — это просто сверкает в его глазах. При всем своем богатстве и положении он несчастлив». Глаза никогда не лгут, и глаза Артура Карлтона Хока указывали, что он не мог проявлять жестокость к кому бы то ни было. Силу — да. Требовательность — да. Жестокость — никогда. Стелла почувствовала, что тает перед ним. Нежный гигант был прежде всего мужчиной.
— Рад, что вы приехали, мисс Оуэнз. Ваша комната оказалась удобной?