Фигул внимательно слушал. Вечерами в форте легионеров в Каллеве, он изучал их язык у местного торговца. Оптион обнаружил, что местный диалект похож на галльский, на котором он говорил в детстве в Лютеции, и поэтому, достаточно легко понимал Тренагаса.
- С сегодняшнего дня больше не будет дорогостоящих войн против мощи легионов. Никогда больше наши сыновья не будут гибнуть в бесполезных битвах, а наш урожай не останется гнить неубранным на наших полях. Никогда больше друиды не будут проповедовать свои пагубные убеждения в наших деревнях, вовлекая наших братьев в конфликт, в котором они никогда не смогут победить. Под моим правлением я открою новую эру мира и процветания для всех в наших землях. С этого момента, друзья мои, мы сбросим оковы унижений и поражений!
Британцы молча уставились на Тренагаса, прежде чем несколько человек из толпы выразили свое неодобрение. Один или двое осыпали его оскорблениями. Тренагас вызывающе посмотрел на своих подданных, затем продолжил:
- Во время моего пребывания в Нарбоненсисе я своими глазами видел преимущества римского владычества: великолепные города, рынки, заполненные экзотическими товарами, привезенными из самых отдаленных уголков империи. Чудеса стали возможны только благодаря римском упорядку. Да, прежде всего, порядку. Порядок делает Рим сильным. Веками мы, британцы, ссорились между собой, вели мелкие войны с соседями, в то время как наши поселения приходили в запустение, а наше богатство растрачивалось без нужды. При Риме и его великом императоре Клавдии не будет больше конфликтов между нашими племенами. Вместо этого у нас будет порядок и общая цель.
Гул недовольства вырывался из толпы туземцев каждый раз, когда правитель упоминал Рим. Фигул заметил, что некоторая часть толпы недоверчиво качает головами. Другие вполголоса шушукались друг с другом, и он почувствовал, что враждебное настроение к новому правителю начинает возрастать.
- Похоже, эти люди не слишком довольны новой договоренностью с Римом, - тихо сказал Фигул.
Блез хмыкнул:- Неприятный сюрприз.
- Мы, дуротриги, не любим перемен, - продолжал Тренагас. - Это понятно. Мы гордое племя, происходящее от величайших воинов Британии. Естественно, что мы стремимся цепляться за наше славное прошлое, но уже сейчас мы должны смотреть в будущее. Слишком долго наш народ валялся в грязи, отворачиваясь от культуры и цивилизации. С этим покончено, друзья мои. Сегодня мы заключим союз с грядущей силой на этой земле… Римом!
Тренагас сделал паузу и взглянул на Сциллу, словно ища одобрения. Посланник слегка кивнул головой, и правитель снова повернулся лицом к своим подданным со стальным взглядом в глазах.
- В нашем образе жизни произойдут значительные изменения. Изменения, которые необходимо внести. - Тренагас вглядывался в лица своих подданных, его губы нервно дрожали.- Во-первых, я ввожу запрет на хранение оружия в стенах поселения. Все оружие подлежит немедленной конфискации. Те, кто ослушается, будут строго наказаны.
По толпе раздались громкие возгласы. Фигул поморщился. Многие дуротриги были гордыми воинами, и любой приказ разоружить их воспринимался бы как серьезное оскорбление их чести. Тренагас поднял руку, призывая к тишине. Когда это не удалось, ауксиларии начали отталкивать
наиболее шумных британцев, стоящих впереди толпы, своими щитами. Несколько британцев упали на грязную землю под крики гнева своих товарищей. Наконец правитель смог продолжить свою речь.
- Это еще не все, друзья мои. Кроме того, влияние друидов должно быть стерто с наших земель. Любому культу, который поощряет человеческие жертвоприношения и советуется с богами, рассматривая внутренности жертв, нет места в цивилизованном обществе. Святилище друидов и ямы для подношений будут уничтожены, а священный дуб срублен.
Из толпы раздался дружныйпотрясенный вздох. Посягательство на их убеждения была слишком оскорбительной для многих дуротригов, и их отчаяние быстро сменилось гневом. Правая рука Фигуласкользнула вниз и легла на рукоять своего легионерского меча, готовая вынуть его, если гнев бриттов внезапно выльется в насилие.
- Выглядит паршиво, - сказал он, сжимая пальцы вокруг рукояти меча.
- Даже я это вижу, господин, - ответил Блез сквозь стиснутые зубы. –Хоть, я не понимаю ни слова из того, что они говорят.
- Более того, - продолжил Тренагас, - я навязываю имперский культ. Каждый из моих подданных будет обязан поклоняться божественным Юлию и Августу. Новый храм, посвященный божественному императору Клавдию, будет построен на месте святилища друидов. Он будет оплачен за счет обновленной системы налогов, которые начнут собираться с нашего народа…
- Эй, Тренагас! А как насчет нашего гребаного зерна? - крикнул британец с передних рядов толпы, перебивая правителя.
Фигул устремил взгляд на этого человека. Он был крепко сложен, его шея и лицо были покрыты глубокими шрамами, а волосы заметно поредели из-за многолетнего мытья их известью в соответствии с древней традицией туземных воинов.
- Вы говорите о римских богах и римских обычаях. Какой нам от этого прок, если мы не сможем прокормить наших детей? - завопил израненный воин гортанным голосом, полным ярости. Он указал на Фигула и его товарищей. - Мы живем на объедках, а эти гребаные иноземцы забирают себе все зерно! Если эти ублюдки хотят, чтобы мы были их союзниками, они должны начать делиться своим зерном!
Гортанные возгласы поддержки раздались из части толпы. Фигул услышал одну или две насмешки в адрес римлян. Стоящий в фургоне Тренагас уставился на воина с отвисшей челюстью, на мгновение ошеломленный перебиванием его тщательно отрепетированной речи. Он быстро восстановил самообладание и попытался продолжить, но воин продолжал перекрикивать его. Остальные британцы снова зааплодировали. Выражение лица правителя резко помрачнело. Он повернулся к Коскониану.
- Префект! Арестуйте этого человека.
Коскониан кивнул и отдал приказ своим людям. Сразу же пара помощников выступила вперед из строя и схватила ветерана-бритта за бицепс, прежде чем вытащить его из толпы под протестующие вопли его собратьев-британцев. Сначала воин пытался сопротивляться, но один из помощников ударил его кулаком в живот, и он в конвульсиях повалился на землю. Солдаты подтащили раненого к фургону, а затем бросили его на землю. Тренагас посмотрел на воина со смесью жалости и презрения. Затем он снова обратился к толпе.