Понятно, что я не придавала внимания всей этой чепухе. В мою задачу входило пролить свет здравомыслия на эту головоломку и «распутать Клубок» (как это красиво представил о’Сейшин). Я должна сопровождать фио’вре Мутеха, заслуженного картографа из земляной касты, который получил задание нанести эту область на карту. Тогда я решила — идиотка! — что мне оказана честь! И только потом, позже, увидев, как Клубок обматывается вокруг и сквозь себя, я поняла всю бессмысленность нашей затеи. И часто думала: не смеётся ли ещё надо мной о’Сейшин?
О характере земляной касты говорит многое тот факт, что Мутех воспринимал своё невыполнимое задание безо всякой злости. Крепкий тау в осеннем цикле своей жизни, он вечно ходил надутый и самодовольный, что меня постоянно бесило, однако к работе Мутех относился исключительно скрупулёзно. Его помощник Ксанти, тихий аутаку (спец по информации), говорил редко и никогда не встречался со мной глазами. По-моему, он предпочитал общество своего инфодрона из новоразумных всем остальным.
Четвертой и последней из стоящих упоминания была наша защитница и проводник шас’уи Джи’каара. Огненный воин и ветеран Фи’драа, она относилась к джунглям с чутким недоверием хищника, который понимает, что сам может стать добычей, и как у многих хищников-вожаков, у неё была собственная стая: десяток янычаров гуэ’ла с импульсными карабинами и в лёгкой броне. Все они были имперскими дезертирами, которых больше привлекли обещания лучшей кормёжки, чем идеология тау, и которые, несмотря на внешние атрибуты нашей цивилизации, так и остались варварами. Каждый вечер они играли в азартные игры, спорили и грызлись между собой, но никогда — в присутствии Джи’каары. Знай они, что я понимаю их язык, то следили бы за ним получше. И прислушиваясь к их грубым страстям и страхам, я дивилась, как столь приземлённый народ вообще вышел к звёздам.
Вместе мы вступили на Клубок: земля, вода, огонь и… грязь, следуя по его странным водным путям на паре престарелых «каракатиц». Раз в несколько дней Мутех замечал какое-нибудь «необычное место» и требовал остановки. После чего мы тратили целую вечность, описывая какой-нибудь невразумительный геологический феномен или древние руины. Пока картограф наносил данные на карты, а янычары патрулировали местность, джунгли потихоньку придвигались, следя за нами тысячью голодных глаз, которые как будто принадлежали одному зверю.
— Он ненавидит нас, — сказала как-то Джи’каара, застав меня врасплох: я пристально вглядывалась в зверя в ответ. — Однако нам рад и ждёт, когда мы потеряем бдительность.
— Это же просто джунгли, шас’уи, — возразила я, повернувшись к воительнице. — Они не способны мыслить.
— Врёшь, водичка, — ответила Джи’каара. — Видишь правду, но, как и все ваши, сама её боишься.
— «Все ваши»? — Я была поражена. — Мы с тобой одной крови. Мы обе тау.
Лицо Джи’каары скрывала бесстрастная маска боевого шлема с выпуклыми линзами, однако презрительную усмешку я ощутила.
По мере того, как наша экспедиция растягивалась и недели превращались в месяцы, я возненавидела всех своих спутников, но в особенности — Джи’каару. Я признаю место огненной касты в тау’ва, однако мне не давала покоя агрессия, сидевшая у неё внутри, точно сжатая пружина. Может быть, это было из-за неприятного шрама у неё на лице или её насмешливого презрения… Но, пожалуй, нет… Скорее всего, это было что-то более глубокое. Как и о’Сейшина, её затронула порча этого мира.
Порча. Столь иррациональный термин в устах тау. Он наверняка больше бы подошёл имперским фанатикам, которые осуждают всё непохожее уже из-за самой непохожести. Возможно, однако позже я начала подумывать, что фанатики подобрали очень верное слово.
Пора рассказать вам о Змеевом заповеднике.
— Что это? — Я попыталась разглядеть тёмный силуэт сквозь вуаль окружающей его растительности. В середине острова, лежащего перед нами, возвышалось нечто похожее на приземистое широкое строение, которое явно отличалось от всех тех, что мы встречали на Клубке прежде. Несмотря на мешающие заросли, его простые угловатые контуры прослеживались чётко, говоря об архитектурной строгости вопреки плавным очертаниям наших форм. Даже только увидев его с расстояния, я преисполнилась дурными предчувствиями.
— Ниррода не обманули, — заметил Мутех, опуская оптику.
Ниррода? Я вспомнила диких, облепленных грязью аборигенов, которых мы встретили несколько недель назад. Технически «аборигенами» их называть неправильно, так как местные федране произошли от колонистов гуэ’ла, которые покорили этот мир тысячи лет назад, а потом он, в свою очередь, покорил их. Примитивные вырожденцы, низкие и кривоногие, с огромными точно стеклянными глазами и раззявленным ртом, живущие среди дикой природы довольно разрозненными племенами. Все они непредсказуемы, но клан Ниррода, который двигался вдоль хаотичной аритмии Клубка, был печально известен своей воинственностью. Однако Джи’кааре знакомы их обычаи, и она выиграла переговоры для Мутеха, который обменивал яркие безделушки на обрывки знаний об их коварной стране. Один из обрывков и привёл нас сюда.
— Насчёт змеедрев не обманули точно, — кисло заметила огненная воительница. — Весь остров ими утыкан.
Поначалу я принимала лёгкое колыхание высокой, похожей на актинии, поросли, которая словно ковром покрывала остров, за действие ветра… Хотя ветра никакого не было… Теперь я взглянула на покачивающиеся отростки по-новому: у основания каждый был толще меня в талии, сужаясь к ребристому фиолетовому кончику, который кланялся в нашу сторону, точно пробуя наш запах на вкус.
— Они опасны?
— Их ожог смертелен, — с лаской в голосе ответила Джи’каара, — но растут они медленно. Этим, наверное, больше ста лет. Это строение…
— Явно возведено до войны, — с удовольствием перебил её Мутех. — Находку нужно тщательно осмотреть. — Что-то похожее на алчность промелькнуло на его широком лице, явив ещё одну грань порчи: жажду знать. — Огненный воин, прошу расчистить путь.
Джи’каара развернула роторные пушки нашей «каракатицы» вдоль леса, кромсая упругую как резина поросль на дымящиеся обрубки, которые больше походили на куски мяса, нежели на растение. Умирая, дерева издавали пронзительные звуки, их трели звучали неожиданно разумно.
— Плохой оказался заповедник, — со странной грустью произнёс Ксанти. Я удивлённо взглянула на помощника Мутеха. Тот поёжился, смущённый моим вниманием. — Так это место дикари называют: Змеев заповедник.
Потом янычары прошлись по останкам леса огнемётами, с хохотом обращая в пепел бьющиеся обрубки. Один громила перестал смотреть по сторонам — и похожий на кнут отросток, корчась в смертных судорогах, хлестнул его по лицу. Пару секунд спустя человек присоединился к растению в собственном танце смерти. Впервые я стала свидетельницей насильственной смерти, однако ничего такого не ощутила. Фи’драа уже изменила меня.
Лишённое покрова, строение оказалось почти совершенным в своей уродливости. Приземистый восьмиугольный массив, сложенный из серых плит, твёрдых как скала. Стены под наклоном сходятся к плоской крыше, которая выглядела достаточно крепкой, чтобы выдержать бомбардировку с воздуха, наводя на мысль, что это место могло быть чем-то вроде бункера. Обойдя его кругом, мы не нашли ни щелей, ни следов отделки, только глубоко утопленный в стену вход, куда легко мог проехать танк. Металлическая перегородка преграждала путь, на её изъеденной поверхности выступал строгий символ «I». Несмотря на свою простоту, знак излучал суровый авторитет, лишь усугубив мои тревоги.