— Я просил, чтобы ты пришла одна, капитан, — сказал Таласка.
— Арикен — моя помощница, — ответила Омазет. — Ее клинок — мой клинок. И у нее острый ум.
Кангре оглядел медике, его глаза сузились, стали двумя серебряными щелками, блестящими во мраке.
— Скажи мне, девочка, как умер священник?
«Когда имеешь дело с Собирателем, все становится испытанием, — не раз и не два предупреждала ее Адеола. — Когда он будет проверять тебя — а однажды он обязательно это сделает, — вдумайся в суть его вопроса».
Арикен заметила сломанный эвисцератор, лежащий у алтаря.
— Он умер воином, — ответила она со свирепостью, которой сама не испытывала, — с огнем в сердце и с мечом в руке.
— Сказано, как подобает Черному Флагу, — одобрил полконик. Он снова перевел взгляд на подвешенный труп. — Машиновидец Тарканте утверждает, что мясник часто возвращался сюда в эту ночь, каждый раз принося все новые… подношения. Я не знаю, когда умер священник, но уверен, что убийца вкусил его презрения.
— Он был великим бойцом, — согласилась Омазет.
— Он был душой Восьмого, капитан! Это святотатство ударило по всему полку. Оно оскорбило саму нашу суть! — Таласка отошел от алтаря, и Арикен увидела выбоины на его поверхности. У нее ушло несколько мгновений, чтобы понять: острые линии складываются в слово. Кровь затекла в углубления, затемнив их на фоне белого камня, но медике все еще не могла прочитать буквы.
— Не надо, — прошептала Адеола, будто бы угадав ее мысли. — Останется шрам на душе.
— Но тебе же знакомо это имя, не так ли, капитан? — Спросил Таласка.
— Я офицер Черных Флагов. Я изучила Баллады Вассаго, когда давала клятву командира. — Женщина умолкла, затем прошипела сквозь зубы: — Это обвинение, Собиратель?
— Нет, капитан Омазет, это священный долг. Я считаю, что Ночной Плетельщик среди нас. — Таласка улыбнулся, выдавая собственное безумие. — И я хочу, чтобы ты его отыскала.
— Акула Сенка запрашивает разрешение на выход, — Воксировал Казимир Сенка на воротный пост. — Пароль — «ледяной огонь». Прошу пропустить.
— Подтверждаю, — отозвался кто-то. — Не завидую тебе, Сенка. Сегодня там словно Впадина разверзлась.
— Видали и похуже, друг.
Ворота открылись, и Казимир вырвался на плато, разогнав «Часового» до предела, несмотря на окружавшую тьму. Он слишком давно не выбирался за пределы Кладовки, поэтому глубоко наслаждался скоростью. После тех смертей на Заставе-шесть с многих бункеров по периметру сняли посты, да и патрулей стало меньше. Хотя командование и пыталось скрыть то, что произошло с Бенедеком и Криддом, слухи все же просочились, как всегда случалось в полку Черных Флагов.
«Конечно, в этот раз я им немного помог», — с улыбкой подумал Сенка.
Он свернул с назначенного маршрута и отправился в Надежду. На это уйдет пара часов, но теперь, когда так много точек охранения опустели, у него было достаточно времени. Никто не заметит задержки.
— Теперь мы свободны, — прошептал он «Часовому», пока тот шагал через плато.
Казимир испытывал отвращение при мысли, что он так долго оставался рабом, даже считал остальных Акул братьями. Все они были слеплены из одного теста. Все происходили из числа мелких дворянчиков Леты, все были рассудительными, лишенными воображения людьми, которые любили своих «Часовых» даже сильнее, чем жен и детей, которых оставили, вступив в Астра Милитарум. И Казимир Сенка, будучи одним из них, так же слепо подчинился банальной традиции — женился в восемнадцать, произвел на свет двух сыновей-близнецов и покинул их, чтобы служить Трону, успокоенный знанием, что богатство его семьи обеспечит детей в отсутствие отца.
«Я был слеп, но сейчас я вижу, — подумал он с болезненной радостью. — Моя Ксифаули даровала мне свет!»
Сенка не видел жрицу уже несколько месяцев, но они воссоединятся, когда Искупление будет освобождено, и этот день скоро настанет. Казимир гадал, она ли послала сегодняшний вызов. Как и всегда, сообщение принес Тразго — шиларец сказал, что нынешней ночью во время патруля Сенке нужно будет остановиться в городе. Сержант также велел ему доставить туда небольшую сумку.
— Будь осторожен, — предупредил косоглазый здоровяк. — Если попадешься с этим, командование с тебя шкуру спустит.
— Что это?
— Генератор отражающего поля. — ухмыльнулся Тразго. — Самого полковника.
— Но откуда…?
— От брата в донжоне.
Казимир увидел пару огней в темноте впереди. Опасаясь столкновения, он замедлил ход и свернул в сторону, хотя приближавшаяся машина двигалась медленно. Спустя мгновение из тьмы появилось багги для езды по плато. Его узкий фюзеляж утопал между больших шипастых колес, капот украшала серебряная спираль.
«Выехало из Надежды, — прикинул Сенка, когда они разминулись, — и направляется в Кладовку»
— Да хранит вас Спираль, братья, — произнес он машинально. А затем снова ускорился, стремясь к огням города и прекрасной женщине, которая наверняка ждала его там.
Как только багги приблизилось к воротам форта, в него впились лучи прожекторов.
— Кто здесь? — раздался из вокса машины требовательный голос.
— Со мной почтенный круговой магус, — ответил культист в капюшоне, что сидел за баранкой машины. Он затормозил и остановился. — Ваш командир ожидает нас.
— Оставайтесь на месте, ждите инструкций.
— Мой магус? — обратился водитель к пассажиру, сидевшему за его спиной.
— Подчинись, — ответил Вирунас. — Они примут нас.
— Как скажете, круговой магус.
«Круговой магус», — мысленно повторил старик. Пусть Ксифаули и позволила ему сохранить титул на время последнего испытания, в нем уже чувствовалось притворство. Несомненно, они оба являлись магами по праву крови, но круговой магус мог быть только один.
«Я больше не увижу Спирального Отца, — рассудил Вирунас, ожидая. — Что бы ни случилось сегодня ночью, моя служба Ему завершится».
Когда старик последний раз спускался в Круговое Святилище, воля пророка почти поглотила его, затянула в водоворот снов наяву, даже толику смысла которых он не в силах был осознать. Он воскрес на пятый день, с телом, что раскалывалось от боли, и сознанием, вывернутым наизнанку. Из-за еретиков видения его повелителя стали дикими и жестокими, но все же, когда Вирунас взглянул в глаза пращура, то нашел в них лишь мудрость и бесконечное снисхождение.
«Наш род на Искуплении лишь часть чего-то намного большего, — прошептал Спиральный Отец ему прямо в сознание. — Истина вьется в нашей крови, словно нить серебра, соединяя с вознесшимися братьями среди звезд. Однажды они придут за нами, и мы снова станем едиными».
— Я не увижу этого, — прошептал старик, ища внутри себя грусть, что так часто посещала чужаков, но находя лишь безмятежность. Он знал, что Ксифаули презирала подобное самокопание, но Вирунас верил, что оно помогает ему лучше понять чужаков, усиливает его способность притягивать их в лоно Спирали.
«Мы с ней оба маги, но разные, — решил он. — Я рожден, чтобы идти в тенях, а она — в крови. Возможно, именно поэтому мое время безвозвратно ушло».
Кангре Таласка сидел на скамье среди безголовых трупов, неотрывно глядя на висящее тело священника. Он как будто решил, что сможет увидеть то, что видели мертвецы, став частью «паствы». Майор Ростик настаивал, чтобы тела убрали и похоронили как должно, но полковник отказал.
— Вам еще многое предстоит рассказать, — прошептал трупам Собиратель.
Говорили, что безумцы не сомневаются в собственном рассудке, а значит, подозревать в себе безумие было доказательством здравомыслия, но Таласка знал, что это полнейшая чушь. Он никогда не сомневался, что сошел с ума, но осознавал божественную природу сумасшествия и полностью отдавался ему, ибо оно даровало полковнику озарения.
Одно из таких озарений подсказало Кангре натравить Капитана Ведьму на след демона, рыскающего в Кладовке. Адеола оставалось загадкой в полку — она была одаренным тактиком и умелым бойцом, но вместо души у нее зияла тень. Однако же, не будь она их проводником, Восьмой никогда бы не выбрался с ледяных полей Облазти. Каждый боец полка знал это, и потому ненавидел ее, но Черные Флаги чтили долг крови. Иногда Таласка боялся, что безумие Омазет даже более свято, чем то, что преследовало его.