— Это совершенно неважно, — птенец наконец задремал и, держа его в ладошке, я нежно поглаживал лобастую голову. Редкие белые пёрышки, которые при этом выпадали, я откладывал в отдельную чашку. — Главное, что если вы хотите воспользоваться информацией, то нам необходимо обговорить, что я получу за своё небольшое участие!
— Срок, за влияние на представителя власти! — раздался с его стороны глухой рык, словно от зверя.
— На основании чего? Вы же не можете рассказать о случившемся с вами казусе, — с улыбкой ответил я.
Глава 28
Собеседник вновь рухнул в кресло напротив. Он так и метал молнии глазами, но, к его чести, до угроз моей жизни не опустился.
Собственно, я не зря пригласил его в свой дом: доски пола под ногами чуть заметно вибрировали, словно урчал огромный зверь. И стоило мне пожелать, как под ногой моего оппонента тут же сломается половица, или не выдержит старое перекрытие и рухнет прямо на голову не умеющему вести себя гостю.
А за дверью лишь ждёт команды Елена… и неважно, будет это команда принести чаю, или оторвать нерадивую голову — она всё выполнит.
Но это совсем на крайний случай. Тем более, по мере развития моей связи с домом и если успею провести парочку любопытных, но абсолютно чёрных и запрещённых ритуалов, то сам дом сможет атаковать тех, кто мне неугоден, с помощью магии. Найти бы ещё на это всё время, которого всегда мало.
В ранее подписанном договоре имелись пункты, согласно которым после подписания мне предоставляется неприкосновенность от посягательств из-за недовольства последствиями. Как я говорил, всё точно так же, как у Некифоровых.
Я любил жизнь и у меня были хорошие учителя, которые научили учитывать подобные мелочи и как сделать так, чтобы на них не обращали внимания те, кто подписывают договор. И то, что сами учителя были обычными юристами, им нисколько не мешало облапошивать людей с улыбкой на лице.
— Я прошу не так много. Во-первых, полный иммунитет в рамках данного дела… ну это, полагаю, разумеется, само собой, — я переложил птенца обратно в клетку и поднял взгляд на недовольного происходящим собеседника. — Во-вторых, данное дело не должно перерасти в конфликт между родами. Под договором стоит подпись частного лица. И частное лицо должно нести ответ. Не весь род!
Со стороны условие кажется странным: зачем мне заботиться о роде, глава которого меня похитил и пытается заставить пойти на преступление? Вот только я помнил внука Трощеных — он явно не в восторге от действий деда. И если я сумею разыграть всё правильно, то сумею избежать конфликта с родом!
А там, глядишь, и заручусь его поддержкой.
— Наконец, моя плата за участие: ваше личное вмешательство в урегулировании возможных претензий ко мне со стороны полиции. Ничего радикального! Закрывать глаза на убийства не прошу! Но всякая мелочёвка… Думаю, будет выгоднее, если мы решим эти вопросы полюбовно!
— А у вас губа не дура! — не то удивлённо, не то возмущённо констатировал полицейский.
— Ну и, наконец, последнее, — я поднял руку, прося выслушать меня до конца. — Небольшая услуга со стороны рода Боркиных. И вновь вы выступаете посредником при её передаче, потому сможете проконтролировать законность просьбы!
То, что для меня должны сделать Боркины, я уже придумал. Но просьба была столь радикальной, что озвучивать её имело смысл, только когда вся операция закончится, и у Боркиных не будет возможности отказаться. Ну и я оставлял себе возможность для манёвра.
— Амбициозно! Даже очень! — обдумав с полминуты мои условия, нехотя выдал собеседник. — А если я откажусь от сделки?
— Мы разойдёмся! — только и пожал я плечами.
Данный исход был мне не нужен. При желании полицейский мог обойти контракт и устроить мне немало сложностей, потому от кнута стоило перейти к прянику.
— Но вы должны понимать, что мои условия более чем щадящие. А от вас прошу всего лишь соблюдения буквы договора. За это вы получите резонансное дело и статус героя, который его разрешил! О материальной выгоде, что вы сумеете извлечь по ходу я и вовсе умолчу… Потому оставлю решение данного вопроса на откуп вашему благоразумию.
Я дёргал за усы представителя власти не из-за тщеславия, жажды острых ощущений или каких-то личных заморочек. Всё намного прозаичнее: если я хотел работать в городе, то мне требовалось прикрытие. В связи с потерей рода, экономического и политического покровительства у меня нет. А значит, мне для начала нужно прикрытие более простое, вроде полиции, закрывающей глаза на мои действия… или криминалитета, способствующего мне. Но это уже следующий шаг!
— Давайте вашу бумажку! — с явным раздражением буркнул Виктор Александрович. — Как представитель правопорядка, я не могу оставаться в стороне. Я должен проследить за всем! — раздражённое фырканье тонко намекало, что следить будут за мной.
У меня всё имелось наготове, потому новая бумага сразу же отправилась к Виктору Александровичу. В этот раз он вчитывался в каждую строчку. Долго и упорно. Явно искал, к чему придраться. Но так и не нашёл.
Вторая нить жгутом коснулась средоточия маны. Судорога боли и наслаждения прошла по телу. Новая связь позволила не только чувствовать полицейского и его силы, теперь я мог ощутить душу Виктора Александровича… едва уловимые отголоски его эмоций, далёкие и нечёткие. Жаль, что это лишь мимолётный эффект от закрепляющей связи.
И в этих эмоциях читалось явное недовольство. Но главное, что если должным образом сосредоточиться, то я смогу прочитать его и понять, как действовать.
Я не столь наивен, чтобы полагать, что Виктор Александрович смирится с тем, что я сделал, и покорно всё проглотит. Нет, он обязательно попытается взбрыкнуть. И возможно, не раз. Те, кто почувствовал власть, не желают лишаться даже толики контроля. А значит, нужно действовать превентивно.
— И да… Ещё одна небольшая просьба. Можно сказать, личная, — сказать, что меня попытались прожечь взглядом, значит, вежливо промолчать. Но я небрежно продолжил: — Подумайте над закрытием «Арены». Не хочу настаивать, но боюсь, у данного предприятия нет будущего…
— С чего бы это? — холодно, почти брезгливо уточнил мой собеседник.
— Оно мне просто не нравится, — улыбнулся я. — И я думаю, вы выполните мою просьбу. Лично подпишите документ о закрытии.
«Этот юнец совершенно обнаглел, — электрическим угрём пульсировала мысль в сознании Виктора Александровича, уважаемого главы полиции Петергофа. — Как! Как он сумел это провернуть! Он же меня буквально нагнул! Беззастенчиво и нагло!»
Ярость чуть не выплёскивалась из глаз! Мана в прямом смысле слова создавала эффект сияния! А кулаки гиганта сжались не просто до белых костяшек, а до потрескивания молний вокруг. Сила помимо воли прорывалась, сквозь душу, разорванную яростью и негодованием. А ведь он считал, что уже перерос эту «детскую болезнь», когда теряешь контроль над собственной силой.
«А ведь у Некифорова я принял его за простого франта! Сколько уже было таких иностранцев, что приезжали и пытались учить уму-разуму. Этот был такой же! В меру наглости. В меру манер. И конечно же, куча амбиций… Я надеялся на шоу, как его обломает реальная жизнь. А тут такое!»
Бунтующая душа не выдержала потока ярости, и кулак со всей силы ударил в дерево, что росло вдоль прогулочной дорожки. Удар был настолько сильный, что щепа веером разлетелась в стороны. Белая сердцевина дерева обнажилась и остро запахло древесиной. Молоденькая берёзка пошатнулась и стала заваливаться в сторону наполовину разрушенного ствола.
Виктор Александрович сделал несколько быстрых шагов от сломанной берёзы. И вместе с падающим деревом внутренний накал страсти медленно спадал. В душе полицейского вновь появлялось спокойная уверенность… Та самая, что помогла ему не только прорваться сквозь засилье аристократов, но и удержать достойное место в полицейском департаменте!