Поскольку я уже кое-что повидал (но не такого тараканозверя), то не струсил, а стал пятиться назад, стреляя уже одной рукой, а левой судорожно шаря по ремню в поисках подсумка. А он, гад, все никак не попадался под пальцы, уже седьмой выстрел, а тварь не падает, и подсумок не находится. Я же его не забыл, я точно помню, что его на ремень пристраивал! А крокодил все не валится и не валится, хоть вроде как похрюкивать начал. Может, это знак раны, а, может, и нет, потому как они визжат, как болгарка по металлу, когда получают, а тут не так. Палец нащупал кнопку подсумка, отброшена крышка, вот магазин. последняя пуля из ствола, затвор медленно едет назад. И вообще все так медленно происходит, и крокодила медленно шатает в стороны, аж чуть он медленно не чиркнул боком по земле, и левая рука страшно медленно поднимается вверх к пистолету, как словно не через воздух, а через кисель, зверюга все ближе и ближе, хорошо, что двигается она, как бегемот через холодец и даже медленней...
Потом все получилось, магазин вщелкнулся в рукоятку, вернулся на прежнее место затвор, дослав патрон, палец снова придавил спуск. Еще восемь выстрелов, уже ближе, чем десяток метров, и, наконец, проревев, туша крокодила шлепается на тротуар. Чудо еще живое, но может только толкнуть вперед свою башку, а идти не может. Ух, достал его! Вставил последний магазин, вогнал еще четыре пули в тварь. Хотелось еще, но я забоялся остаться с одним вальтером - вдруг еще компания гадостей заявится в гости. Усиленная моя стрельба разбудила всех в окрестностях, поэтому явилась даже пара добровольцев с винтовками наперевес, желавших узнать, что тут делается под покровом ночи.
Я им отвечал, стараясь использовать столько же этажей в конструкциях, сколько и они. В общем, я разбудил минимум четыре дома и горсветовскую бригаду сорвал с места. Они только сели пить чай после плодотворного разгона двух хмырей на Розы Люксембург, вернулись и на тебе! Тварь медленно истаивала, как говорили знающие люди, теперь чернота на тротуаре будет такая, что ничем не возьмешь-хуже кузбасслака зачерняет.
А у меня внутри все отходняком терзало, наверное, мочевой пузырь уже дошел до сердца, но дыхательную систему еще не перекрыл. Была бы лавочка, я бы на нее сел или даже свалился. И еще я очень хотел напиться для снятия стресса, а всего лишь через несколько часов начиналась служба. Только как напиться-то после такого крокодила и причинения им страданий души и тела? Никак не разрешимое противоречие. Выбирать можно только что-то одно-или антистресс, или службу. Так что поволокся в общежитие, повалился там, слушая храп сотоварища, а потом восстал и пошел, совсем не спавши. Как я себя ощущал весь день на службе? Ну об этом еще Пушкин писал-как труп в пустыне. А как глаза закроешь (а этого регулярно хотелось), так и отключался. Что я делал и какие бумажки писал-во мне не сохранилось никакой памяти об этом. Но я не боялся, потому что, когда послужишь и не в Арбатском округе, то научишься все делать без накладок и пьяный, и невыспавшийся, и контуженный. Самое главное: взрывоопасное не трогать руками-там автоматизма может и не хватить. а так, на текущее-хватит.
Дотянув до вечера, я принял полбутылки, закусил пирожками с творогом. Удивительно, но такая адская смесь никак не повлияла. Хотелось еще, но кое-как выдержал этот позыв и добавлять не стал. Утром служба продолжится, и нечего на нее ходить с перегаром, как у Змея Горыныча. Поспал хорошо, добирая вчерашний недостаток. Утром с трудом встал, но встал же! И так все длилось дня четыре-стресс прошел, запой не случился, и сон таки восстановился. Результатом было решение по ночам больше не шастать. Автомат заиметь можно, но дорого. А то опять выйду в ночь и напорюсь на компанию Годзилл тьмы на которых и пулемета не хватит.
Да, горсветовцы на меня накляузничали начальству, что вот, мол, хожу в ночи и к себе гадость привлекаю. Я в фитиле расписался, но остался при с воем мнении. Наде я про эти приключения не говорил совсем. Потом до нее донеслись слухи, что было вот такое вот, но я сделал вид, что все это не про меня, а так мало ли что случается. Вот, удобрение нитрат аммония, она же аммиачная селитра-кто его из колхозников боится? Тем не менее, есть пара-тройка городов, которые чуть-чуть не снесло взрывом этого безобидного удобрения. И газовый кран она у себя дома открывала, не боясь ничего, а тем не менее взрывы газа не столь редки. Но не жить же из-за этого в вечном страхе. В общем, я кое-как убедил ее, что беспокоиться не о чем.
Ну и да-вот я служил в армии, которая сам по себе, скажем, опаснее, чем завод "Хрензнаетгдесельмаш, и там я работал с боеприпасами, что опаснее, чем служба у многих ВУСов. И в результате руки-ноги на месте, а если что отсутствует, то только зубы мудрости. Ну не приживаются они во мне надолго, в двадцать вылезли, к тридцати шести убрались- что им в немудром делать?
А дальше звякнул первый звоночек. У меня раньше такое бывало, что резкие перемены в судьбе происходили после намеков судьбы же. Правда, это я мог установить уже постфактум, потому как эти предвестники такими не воспринимаются. Ведь мало ли всякого увидишь во сне! Сколько раз я видел, что хоть я уже взрослый, но все равно учусь в школе и должен идти сдавать астрономию, хотя минули многие годы с тех пор, как я ее учил. Или что я ловлю каких-то врагов в подземных коридорах средневекового замка. Множество раз такое снилось, и хрен знает, отчего и к чему. За всю жизнь в таких замках ни разу не бывал, и после такого сна ничего необычного н случалось.
И к чему тогда во сне тихий голос на английском, который я знаю в пределах программы, то бишь немногим больше нуля, а тем не менее понимал, что этот слабый, надтреснутый мужской голос выговаривает?
Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I've tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.
Что в кривом переводе означает приблизительно так:
Кто говорит, что мир сгинет в огне.
Кто-то -во льдах.
Я же лично отдаю предпочтение огню,
но, если миру суждено погибнуть дважды,
то и лед успешно справится с разрушением его.
Потому-тоже подойдет.
И вот думай теперь -что за тип читает мне их и что за долбанная Старшая Эдда (и для чего) мне преподносится? Приснилось же! Не мой ротный командир из училища, что был натуральным кровопийцей, не сработавший невовремя взрыватель Д-1, не лобовое столкновение УАЗика с КАМАЗом, а вот этот голос и стихи. И отчего это мне это страшнее, чем капитан Мирошниченко? Вот же, блин, произошло такое! Хорошо, что всего лишь за полчаса до подъема. Поэтому я и загладил стресс, разбудив Надю и предавшись утреннему амуру.
Но о услышанном я не забывал, как о некоей сонной хрени, и не раз к нему возвращался, хотя это приносило только раздражение и беспокойство. Но жизнь наша такова, что раздражающих моментов в ней полным-полно.
Поскольку стихи из сна меня беспокоили, я провел маленькое расследование, "кто из ху и варум ист это". Удалось узнать, что это Роберт Фрост, умерший незадолго до моего рождения в весьма почтенном возрасте. Слыхать про него слыхал, вроде даже в антологии читал его стихи, но меня они не поразили, оттого и не запомнились. Смысл же ночных стихов до меня дошел, но позже-хотя вроде как посыл понятный: мир погибнет от огня или ото льда. Оба этих сценария прописаны в народных мифах и мне известны. но дело не в конкретном пожаре или морозе, тут все метафорчески. Все в отстойнике ощущали, что мир обречен, только не могли сказать - это будет завтра или через годы. Тьма не рвалась вперед семимильными шагами, она даже кое-где отступала. То есть война с ней шла в формате боев за домик паромщика или северную окраину села Борки. Отмечали, что тварей Тьмы становится все больше, но опять же их катастрофический рост мог затянуться на годы. Были такие прогнозы, что некоторые языки области Тьмы могут соединиться, блокировав город наглухо. Но опять же, никто не знал-это будет сразу конец или в другом месте Тьма отойдет и освободит объезд.