На полу, где стояли Скексисы, был изображен спиральный лабиринт. Если пройтись по нему взглядом, он обязательно возвращается к точке, где он начинается, и спиралевидная форма лабиринта создает ощущение ухода в третье измерение. У него не было начала и, следовательно, не было конца. Он был бесконечен во времени, бесконечно настоящим, и тот, кто мыслит себя только в линейном измерении, не может представить себе этого. Рисунок спирали, постепенно изменяясь, соединил полы всех церемониальных залов замка.
Треугольные стены Кристального Зала поднимались к одной точке и соединялись высоко над Кристаллом. Они были отделаны преданными своему делу прекрасными мастерами. За время правления Скексисов были добавлены новые, уродливые инкрустации, на камне выбиты новые орнаменты. Символы были изуродованы, повешены аляповато разрисованные ордена, различные эмблемы силы и власти: магическая фигура, девятиконечная звезда, четыре фазы сокрытой луны Зра, число четыре, гексаграммы, пирамиды, четырехгранники, двойные спирали, левосторонняя и правосторонняя спиралевидная свастика, алхимические символы четырех элементов и трех законов природы, треугольник с тремя концентрическими кругами, икона с изображением Великого Слияния.
Это треугольное изображение, — талисман странника, мольба охотника, расплата тюремщика, — можно было увидеть повсюду в замке: в темных коридорах, проходах и арках, в больших и малых залах, в грязных темницах и камерах, погруженных в смерть.
В церемониальном зале световые круги потеряли свечение. Солнце ушло. Скексисы снова зашевелились, переваливаясь на задних лапах, передние конечности болтались в воздухе с согнутыми когтями, их головы, выпирающие из капюшонов, казалось, вот-вот отвалятся. Они обменялись взглядами.
Император не появлялся.
СкекНа, Повелитель Рабов, кивком дал знак в сторону балкона, встроенного в скале высоко над Кристаллом. Треугольный проход на вершине замка был медленно закрыт крышкой.
Буря за стенами замка начала усиливаться. Странное создание, которое могло быть птицей или летучей мышью, поднялось в воздух с крепостной стены. В своих челюстях оно зажало кусок Кристалла и улетело прочь, медленно взмахивая крыльями. Другое создание того же вида последовало за этим, остальные разлетались в разные стороны, держа в клювах по кусочку Кристалла.
Буря приближалась к долине. Джен посмотрел на небо. Его цвета отражались в покрытой рябью воде. Скоро ему придется найти укрытие в одной из свободных пещер вдоль спиральной дорожки. Он заставил себя остаться рядом с прудом у водопада, играя на флейте до последнего момента. Его тихая безопасная жизнь редко предоставляла ему возможность проявлять даже маленькую храбрость.
Он наклонился над водой и начал рассматривать свое отражение.
— Храброе ли у меня лицо? — спросил он себя вслух.
Хотя вода была неспокойна, он достаточно хорошо знал свое лицо, чтобы полностью его разглядеть на рябистой поверхности. Под копной темных густых волос его лицо было похоже на треугольник, с широкими скулами, сужающееся к маленькому острому подбородку. Большие глаза были глубоко посажены по обе стороны плоского носа. Лицо, типичное для Гельфлингов, было окаймлено волосами, из-под которых торчали острые уши.
— Храброе лицо? — снова задавался он этим вопросом, впрочем, как и другими. Красивое ли лицо? Умное? Грустное? Жестокое? Было ли оно запоминающимся?
Единственное, с чем он мог сравнить свое лицо, были грустные лица урРу. Их морщинистые, древние глаза так отличались от его ярких глаз. Кожа на их лицах была старой, изборожденной разбегающимися морщинами. Даже их лица находились не там, где у Джена, а выделялись спереди на длинных, толстых шеях, покрытых гривой седых волос. Когда они шли своей тяжелой переваливающейся походкой на двух мощных ногах, их массивные длинные хвосты не могли уравновесить тяжесть их головы. Им приходилось опираться на трость, которую они держали перед собой одной из передних рук, а задние руки свисали до земли. Их головы представляли собой сплошной ум, возможно, память или глух.
Их чрезвычайно медленные и рассчитанные движении были тяжелы еще и оттого, что они носили тяжелую одежду — нечто среднее между накидкой и попоной. Эти одежды изготовил для них Ткач урУт и приспосабливал к каждому системой узлов. Сложная система приспособлений формировала кибернетическое хранилище для мыслей каждого ее носителя, будь то медицинские Гербалиста (знатока трав) урНола, астрономические записки Астролога урЙода, многолетние весовые измерения Повара урАмая или любые другие накопители знания, собираемого урРу веками. Одежда их была пыльной и носилась долго, но цвета оставались яркими и нитки не расползались, так как урУтт не использовал ножниц.
Как мог Джен узнать что-либо о себе, сравнивая себя с созданиями, полностью отличающимися от него и намного более крупными, — возможно, в сотню раз тяжелее его? Все, чему они учили его, давалось через наставления. Они могли не приводить примеров, но не потому, что были какие-то различия в мышлении, — их знание было абсолютно концептуально. Обычно ничего не случалось, не было дурных предчувствий, но все это немедленно переводилось урРу в идею и соединялось с другими идеями, которые приращивались в течение веков, как пыль на их одежде. Спирали и руны на коже их голов были закодированными мыслями, представляющими символическую интерпретацию прошлого каждого урРу, из которого кто-нибудь, сумевший бы правильно соединить символы и знаки, смог бы создать будущее. Их постоянно печальный вид, медлительность их низкой, раскатистой речи были подтверждением их разумной природы. Тот, кто никогда не встречался с урРу, мог бы предположить сначала, что они действовали из чувства коллективной вины, настолько неспонтанными были их действия.
Храброе лицо? Джен пожал плечами и снова сел. Шторм неумолимо перемещался по направлению к равнине. Небо уже было темным, и резкий холод в воздухе предвещал ливень.
Джен наигрывал мелодию, пытаясь вывести гармонию, которая бы могла быть ответом грозовым тучам. Он дважды прикрывал одну трубку на флейте, а на второй пытался сыграть в четверть тона. Он постукивал ногой в медленном ритме, закрыв глаза, импровизировал с волнообразной мелодией. Да-да-да-датта-да-да.
Когда молния треснула совсем рядом, Джен снова открыл глаза. Кто-то, чье приближение он не услышал, стоял позади, возвышаясь над ним. Он стремительно обернулся.
Это был Страж Ритуала урЗах, вытянувшийся на задних ногах, его четыре руки были распростерты с тростью, направленной в небо.
— Простите, Старец, — сказал Джен, боясь, что его флейта прервала размышления урЗаха. — Я не хотел беспокоить его. Хотя, рассудил Джен, даже глубокие размышления урРу должны были прерваться такой грозой, как эта.
УрЗах ответил в традиции урРу, очень медленно, с длинными паузами.
— Хотеть — не значит сделать, — произнес он. — Издать звук, — проговаривал он долго, — значит затронуть корни тишины. Играть на флейте — значит покорить воздух.
Джен нетерпеливо отвернулся.
— Знаю, — ответил он. — Вы уже говорили мне это.
В то же время он не хотел, чтобы его слова показались грубыми. Он не боялся наказания. За все Бремя у урРу Джен ни разу не подвергался телесным наказаниям, даже легким. И если он говорил или делал что-то плохое, самым худшим, после долгой медитативной паузы, было мрачное философское наставление. На самом деле он сомневался, что кого-либо из них можно было вывести из спокойного состояния. Нет, он очень сожалел по поводу сказанного только потому, что это затрагивало подлинное уважение, испытываемое Дженом к урЗаху и другим. Как говорили сами урРу, сказанное слово уже есть первый шаг.
Джен сидел, чувствуя себя неловко. Он сжал свою флейту, но подумал, что лучше не играть, чтобы не оскорблять урЗаха. УрРу не двигался, он по-прежнему стоял за Дженом с задранной головой. Затем он сказал:
— Тебя ждет в пещере тот, кто в тебе нуждается.
— Мой Повелитель? — спросил Джен. Он поднялся, испытывая легкое беспокойство. Его Повелитель, урСу, никогда прежде не посылал за ним в середине дня. Почему же сейчас?
УрЗах всматривался в небо.