И он говорил о земле, о ее мутном, сладком и тяжелом земном упоении.
Я сын земли, рожден земным теплом,
И жажду я бессмертия в земном.
29. Машина
Однажды мы шли с Филаретом Ивановичем по улице и увидали толпу народа, собравшуюся вокруг чего-то.
Чернов пошел туда посмотреть, в чем дело, но быстро вернулся обратно и разочарованно сказал: машина.
Он был равнодушен к машинам, он, видимо, желал увидеть там какую-то человеческую трагедию. Его интересовал человек со всеми его горестями, трагедиями и радостями. Но толпа около сломанного мотоцикла росла: туда откуда-то бежали мальчишки, молодые и пожилые мужчины. Все, толкая друг друга с сосредоточенными лицами, возбужденными, горящими глазами с наслаждением смотрели, как надували шины и что-то еще делали. Мы пошли дальше.
30. Шестнадцать лет
В 1909 году мне было 16 лет. Помню, была замечательная золотая осень. Я сидел и читал стихи из «Журнала для всех». Тогда впервые я прочел там стихи Валерия Брюсова, Бальмонта, Блока, Вячеслава Иванова, Сергея Городецкого.
Все это мне так понравилось, что я тут же стал сочинять стихи. Стихи мои имели большой успех среди нашего семейства, и, месяца через два моей работы по сочинению стихов, отец повез лучшие из них показать Чернову.
Но, увы, — Чернов не только не одобрил их, но не признал во мне ни малейших способностей в области поэзии.
Такое отношение ко мне как к поэту у Чернова продолжалось до 1937 года.
31. 1937 год
Оставаясь беспощадным к моей поэзии до 1937 года, Чернов в 1937 году к моим стихам, пишущимся с этого года, решительно меняет позицию, занятую им.
Как теперь помню его взволнованно ходящим по своей узкой горнице в Факельном переулке и горячо говорящим мне следующее:
— Я проглядел вас. Я думал, что вы не поэт. Я глубоко ошибся. Вы не только поэт, но то, что вы делаете, это настолько необыкновенно, настолько непохоже на то, что было сделано в поэзии всех времен и народов, что я крайне поражен. Изумительная острота!
И он долго ходил и говорил, и потом собственноручно отпечатал на машинке 40 стихотворений моих.
Я тоже был изумлен такой неожиданностью. Но мне это было приятно.
Переменив свое мнение обо мне как о поэте, Чернов не переставал интересоваться моими стихами и с жадностью слушал все, что я ему читал.
32. Лирика
Эпическая лирика — так сказать, лирическая баллада — этот вид творчества у Филарета Чернова отсутствует.
Лирика воплощений и показа, как нечто объективное — тоже почти отсутствует в его поэзии.
Образная лирика, где идея как бы иллюстрируется образами, где чувство базируется на образах, — это более часто встречается у Филарета Чернова, но не является характерным для него, а скорее чем-то побочным.
Лирика «Я» — вот тот вид лирики, который для Филарета Чернова является основным и на основе которого он строит все свое поэтическое творчество.
В центре мироощущения и миропонимания стоит «Я». Реалистический показ видимого, воплощение в кого-то и во что-то — все это не важно для Филарета Чернова.
Важно «Я», а объективность важна только постольку, поскольку это «Я» получило от объективности какое-то впечатление и должно как-то реагировать.
Это впечатление от реальности может быть искаженным, преувеличенным, условным — Филарету Чернову все равно.
Он весь в себе, в своем «Я» — и вся поэзия его является выявлением этого своего «Я».
Не могу от себя оторваться, –
К ближним нет в моем сердце любви, –
В мою душу, как в бездну, глядятся
Безутешные мысли мои.
Но люблю безутешность родную,
Одинокость родную люблю, –
Эту скорбь, словно бездна, глухую,
Эту темную душу мою.
Так люблю я себя бесконечно,
Так безумно жалею о том,
Что не в силах я царствовать вечно
В одиночестве страшном своем.
Если поэт воплощенного образа выступает перед читателем как бы под маской:
Поэт, наденьте маску,
Под маской легче жить…
то Филарет Чернов появляется с открытым лицом, без маски, как бы в оголенном виде, каким мать родила.
Сущность его поэзии заключается в глубине его «Я». Объективность им воспринимается как нечто синтетическое, и на долю его анализа падает его «Я».
В анализе своего «Я» Филарет Чернов неистощим — он в этом своем «Я» усматривает все новые и новые грани и оттенки — и совокупность этих граней и оттенков в результате дает своеобразный монолит его поэзии, поэзии, присущей Филарету Чернову и только ему.
Было бы несправедливо расценить поэзию Филарета Чернова как нечто безысходно-мрачное, безнадежное, безвыходное, подобное таким стихам, как стихи Никитина, Апухтина, Огарева и других.
Поэзия Чернова экстатичная, полная внутренней энергии и подъема, а это, стало быть, исключает нечто упадочное, расслабленное или буднично-безнадежное.
Именно этой будничности в поэзии Филарета Чернова нет, нет скорби о будничном бытии и тоски будней.
Скорбь его — иного порядка — утрата религиозной наивности, атеистичность духа и ума его, неизвестность сущности мира — вот та канва, на основе которой вырастает его скорбная мысль и трагическое звучание его стихов.
Экстатичность же его поэзии делает та непонятная ему и скрытая энергия каких-то необъяснимых сил, которая присуща каждому большому поэтическому вдохновению.
И без меня высоко голубело,
И без меня шли звезды в высоте,
И трепетало молодое тело
В земных восторгах на кресте.
И я пришел, и, землю лобызая,
Распял, как все, младую жизнь свою.
О, Господи, чудес твоих алкая,
Я принял радость страшную твою!
33. «В темном круге»
«В темном круге» — это сборник стихов Филарета Чернова, написанный им в самый зрелый период его таланта и составляющий как бы кульминацию его творчества. Главное, что здесь больше всего бросается в глаза, — это личность поэта. Здесь все начинается Филаретом Черновым как поэтической личностью, и все им же оканчивается.
Если в иных стихах, иных периодов, можно подчас усмотреть отражение звучаний таких поэтов, как Александр Блок, Есенин, Клюев, Фет, Тютчев, Лермонтов, даже Надсон и другие любимые им поэты, то в «Темном круге» — и он сам это понимал — он выразил себя на 100 %.
Филарет Чернов редко явно кому подражал, он боялся подражанья, но часто, почти независимо от себя он как бы имитировал настроения и звучанья таких поэтов, которых любил и которыми увлекался.
Несмотря на это, личность Филарета Чернова чувствуется везде, — но «В темном круге» — это именно тот потолок, которого достиг Филарет Чернов, и за пределы которого он уже больше не смог подняться.
Поэзия вообще каждого поэта имеет свой потолок. Возможно, что какому-то поэту так и не удалось достигнуть своего потолка, но Филарет Чернов выполнил возложенное на него «волею судеб» дело — и его «Темный круг» — прямое доказательство этого.