Стихи Филарета Чернова «В темном круге» и с формальной стороны достигли вершины. Здесь уже чувствуется рука мастера. Он умеет найти нужную ему лексику, четкость формы и т. д.
Стиль сборника «В темном круге» носит на себе философский колорит.
Несомненно, это глубоко пессимистические стихи. Душа поэта как бы замкнута в темный круг, выхода из коего нет.
Я в темном круге будней и печали:
Мучительно из тьмы моей смотреть
На призрачно-обманчивые дали,
И крыльев нет к обманам полететь.
Бескрылая душа моя убога,
Как сгнивший столб у брошенных дорог.
И если душ таких у Бога много,
Как жизнь скучна, и как печален Бог!
Вот стихи, имеющие чисто внешний, схематический характер. Но под этой формулировкой таится подлинное «я» — экстатический Филарет Чернов, для которого личина будней и мнимой бескрылости уже не характерна.
Бесконечность, беспредельность,
В сердце — ужас и смятенье.
Жизнь — великая бесцельность,
Мир — плывущее виденье.
Или:
Да… больше нечего сказать!
Пылая в бездне несказанной,
Зачем слова? К чему взывать?
О, кто нас может услыхать
В сей бездне горестной и странной!
34. Россия
Россия в поэзии Филарета Чернова хотя чем-то и связана с Блоком и Есениным, тем не менее имеет своеобразный черновский колорит.
Все его монастыри, странники, богомолки, келейники, юродивые — всё это особое, вытекающее из того же «Я» Филарета Чернова, из его нереального, субъективного восприятия. И в то же время, поскольку сам Филарет Чернов в прошлом был близок по своему положению странникам России, — ему удалось передать дух ушедшей старой России, ее странствующих людей, ее монастырей.
Люблю монастырей я сумрачный покой
За тихою, пустынною оградой, –
Их корпусов высокий ряд немой,
Их келейки с Распятьем и лампадой.
Или:
Монастырские звоны… сиянье
Куполов и крестов золотых –
Все влечет на святое скитанье, –
У лампад освятиться святых…
Деревни, крестьяне, Микола — все это звучит у Филарета Чернова по-своему, хотя кое-что созвучно и Блоку, и Есенину, и Клюеву.
35. Нежность
Нежность чувств и их выражение в стихах были свойственны музе Филарета Чернова. Иногда эта нежность звучала мягко и просто, иногда впадала в какую-то слащавость, правда, едва заметную.
Филарет Чернов считал, что без элемента этой нежности поэзия его много бы потеряла, но эта поэтическая нежность была ему свойственна в более ранний период. Стихи его зрелости суровы, мрачны и экстатичны.
36. Заключение
Филарет Чернов — поэт предреволюционной эпохи, современность наших дней ему была мало понятна. Он весь в прошлом как поэт. Беря свое начало из поэтического прошлого и завершая свой путь периодом Александра Блока, Филарет Чернов даже не делает попыток сказать еще что-то, создать новый стиль, почувствовать новую современность.
Он почти кончает писать стихи, пробует перейти на прозу, критику и т. д.
Путь его как поэта завершен был за много лет до его смерти.
Он говорил мне часто:
— Если бы я снова начал писать, я написал бы совсем иначе: я бы все построил на чисто научных принципах, ввел бы в свои стихи новую технику, новую лексику и т. д.
Но надо полагать, это было бы гораздо хуже.
Значение лирики Филарета Чернова для людей, любящих поэзию, может быть велико и существенно, т. к. личность поэта оригинальна и самостоятельна, звучанье его стихов интересно и сильно, а мировоззрение его характерно для прошлого.
Сентябрь 1947 — 1 февраля 1948
Кропивниций Е. Избранное. М., 2004.
Генрих Сапгир. Из работы «Непохожие стихи» (Филарет Чернов)
Мне много о нем рассказывал мой духовный учитель Евгений Леонидович Кропивницкий. Он знал Филарета Чернова с юности своей. В начале века появился в их семье этот черный, длинноволосый, горячий человек. Он, как я понимаю теперь, очень считался с мнением отца Евгения Леонидовича и был влюблен в его тетю, Надежду Николаевну. Учитель рассказывал мне, что рано Чернов ушел в монастырь и потом бежал оттуда, вернее, ушел потихоньку. Беда случилась: пьянствовали монахи, и схватил он топор — не помнит, убил ли кого, но уйти пришлось быстро.
До революции Чернов печатался в «Ниве» и других журналах довольно часто, книги так и не издал. Свое лучшее он написал уже в 20-х годах. Тетрадь стихов была озаглавлена: «В темном круге». Это редкая в русской поэзии философская лирика, как бы продолжающая позднего Фета. Напечатать книгу ему не пришлось. Последние годы жизни поэт служил литсотрудником и писал рассказы. Умер после очередного запоя.
Филарет Чернов был впечатлителен чрезвычайно. Однажды он глянул с балкона второго этажа в овраг и отшатнулся с криком: «Бездна!»
http://www.rvb.ru/np/publication/sapgir1.htm#1
Рашит Янгиров «Замело тебя снегом, Россия» (Об авторе легендарной песни эмиграции и его поэзии)
С пушкинских времен творение поэтов окрасили неявным, но стойким светом сознание и мироощущение целых поколений. Но есть в этой устойчивой культурной традиции примеры особого, «потаенного» рода, когда автор и его аудитория даже не подозревали о существовании друг друга, но при этом публичный эффект распространения литературного текста многократно превосходил желаемое, превращая его в фольклор.
Как бы ни относиться теперь к политической репутации Надежды Васильевны Плевицкой (1884–1940), нельзя отказать ей в выдающемся исполнительском даре, поддерживавшем традиции русской народной песни. В эмиграции репертуар певицы претерпел существенные изменения, но почитатели неизменно указывали на то, что «свой чудный дар г-жа Плевицкая выстрадала, каждую песнь, как драгоценную жемчужину, добывала со дна народного океана. И отогревала его любовно, омывала слезами… Плевицкая вынашивала каждую из своих песен. И вот оно в ее душе — это пышное народное ожерелья» («Время», Берлин, 19.03.1923).
Пожалуй, наибольшую известность в зарубежной России принес певице романс «Замело тебя снегом, Россия…», ставший неотъемлемой частью истории эмиграции. Многие современники считали его непревзойденным шедевром Плевицкой, восприняв это произведение как общую эпитафию оставленной родине.
Мы вряд ли когда-нибудь узнаем о том, когда и при каких обстоятельствах это сочинение попало в репертуар певицы, как не можем указать и точной даты его премьеры. Сама она, к сожалению, не оставила на этот счет никаких упоминаний в беллетризованных мемуарах, опубликованных в 1920-е годы и недавно переизданных в России. Можно лишь предположить, что впервые этот романс прозвучал в берлинском «Блютнер-зале», на юбилейном концерте 3 января 1925 г., посвященном 25-летию концертной деятельности Плевицкой. Один из рецензентов засвидетельствовал, что именно этот номер программы был восторженно принят публикой, наряду с мастерством исполнительницы оценившей «захватывающую глубину и чувство песни» («Русская газета», Париж, 7.01.1925).
Вскоре с этой музыкальной новинкой познакомился и русский Париж, тоже принявший ее с первого раза: «Вы стали нашей русской песенницей здесь, на чужбине, — в этот страшный час нашей русской истории… Ваше скорбное “Занесло тебя снегом, Россия… ” мы запомним навсегда» («Возрождение», Париж, 2.12.1925).