— Слегка, но это не так больно, как было бы человеку, у которого нет иммунитета.
— Как тогда король Альберт заявил права на твоего отца?
Я улыбнулся и вернулся к валуну, чтобы сесть, обдумывая, как все объяснить.
Она села рядом со мной.
— У короля Альберта был дар к изготовлению оружия. Его доспехи были из самого толстого металла, какой только был, но в то же время и самого легкого. — Я чувствовал, что назревает еще один вопрос. — Не спрашивай меня как.
Легкий смешок сорвался с ее губ.
— У него было оружие, которым королевский совет пользуется и по сей день. Это называется кислотный бластер. Он обычно наполнял его слюной моего отца, а затем использовал на враге. Правда, он был не из тех людей, которые любят войны, но он был самым храбрым человеком, которого я когда-либо встречал.
— Ты все еще помнишь его?
Я кивнул. Я был уверен, что он — ее отец и дракон, но не мог заставить себя сказать ей об этом.
— Память дракона работает иначе, чем у человека. Обычно люди ничего не помнят до своего пятого дня рождения. У нас все по-другому. Я помню все. Еще до того, как я вылупился. Я помню внутренность своего яйца, тон голоса моей мамы, когда она была рядом, и температуру всякий раз, когда она ложилась на меня. — Я улыбнулся ей.
Перестань пытаться произвести на нее впечатление, Блейк. Придерживайся плана.
Она отвела взгляд, и я забеспокоился, что она все еще может слышать мои мысли. Не то чтобы я мог прямо спросить ее об этом. Это показалось бы слишком странным.
— Я помню короля Альберта. У него был особенный взгляд только для меня. Думаю, это было связано с тем, что они знали, что я стану драконом их ребенка, если они когда-нибудь дойдут до этой стадии.
— Как он на тебя смотрел?
Я рассмеялся.
— С восхищением, предупреждением.
— Предупреждением. Почему?
— Не знаю, но именно на это было похоже.
Она помрачнела.
— Мне жаль, что он умер, не дав тебе того, в чем ты нуждался.
Я хотел сказать ей, что так оно и было, но он облажался, потому что драконы почти никогда не заявляли права на других драконов. Часть меня полагала, что, возможно, он был в отчаянии и перепробовал все.
Мне отчаянно хотелось рассказать ей, кто она такая, тогда, может быть, она сама узнает остальное.
— Что?
— Ты бы рассмеялась, если бы я сказал тебе.
— Я не буду, просто скажи мне.
Я сорвал сорняк и начал раздирать его на части. Я знал, что она следит за каждым моим движением. Я уловил исходящее от нее некоторое восхищение. Я понятия не имел, насколько глубоко это восхищение, но оно было.
То, что исходило от меня, было опасно. Я играл с огнем.
— Я проснулся от сильного толчка в ту ночь, когда Мэтт привез тебя сюда.
— Что?
Я не смотрел на нее, продолжая рвать сорняк.
— Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного, поэтому, очевидно, мне пришлось провести расследование. Люциан проснулся, когда я начал одеваться, и захотел узнать, что, черт возьми, происходит. Я сказал ему, что кое-что случилось, а ты знаешь Люциана.
Она тихо рассмеялась.
— Он тоже захотел это узнать.
Я кивнул.
— Итак, мы пробрались в лазарет и услышали, как мастер Лонгвей и Констанс разговаривали с Мэттом. Он продолжал говорить им, что выхода нет, продолжал говорить о Стене и о том, что ни один человек не может перейти на другую сторону, если он родился внутри Пейи. Что девушка не та, за кого они ее принимают.
— Меня? — спросила она, и я снова кивнул. — За кого они меня принимали?
Мой взгляд встретился с ее. Она не знала.
— Мэтт увидел меня и жестом велел мне спрятаться. Я знал, что он заговорит со мной позже. Люциан ушел, удовлетворив свое любопытство, а я подождал Мэтта. Всю ночь у меня внутри было какое-то странное чувство, которое я не мог объяснить. Когда он нашел меня, то рассказал о тебе и некоторых деталях аварии, но клянусь, он никогда не упоминал Фокса до нашей второй встречи. — Ложь сорвалась с моего языка. — Он также рассказал мне о том, что увидел, когда разглядел тебя получше. Он сказал, что ты не ответила, и он действительно волновался, а когда он увидел твою метку, все не имело смысл.
— Что не имело смысла?
— Почему он никогда не знал ни о тебе, ни о твоем отце, и если твой отец был драконом, то как, черт возьми, у тебя оказалась метка всадников.
Она поморщилась.
— Значит, нас двое.
— Долгое время люди думали, что ты кто-то другой. Что твой отец вовсе не был твоим отцом.
Она непонимающе посмотрела на меня.
— Что?
— Как ты думаешь, почему, когда ты входишь куда-то, все пялятся на тебя, Елена?