— Смогу ли я увидеть то же, что и она?
— Елена, ты контролируешь это, ты должна представить это, иначе она этого не увидит.
— Так что, да.
Я усмехнулся.
— Пауки и скорпионы — так не годится, — пробормотала она.
— Даже если это худший страх Николь?
— Я даже не знаю, чего она боится.
— Если ты очень вежливо попросишь меня, я могу выяснить это для тебя.
— Ты сделаешь это?
— Просто не верь слухам, которые услышишь.
— Спокойнее, тигр, — сказала она.
— Что?
— Ничего, я не с тобой разговаривала.
Она была такой странной, но сейчас было не время думать об этом. Мы должны были сосредоточиться на заявлении прав.
— Давай потренируемся. Представь себе вулкан, и что все вокруг тебя покрыто лавой.
Все ее тело вздрогнуло, когда она закрыла глаза.
Горы вдалеке превратились в вулкан. Мои глаза расширились. Она была хороша. Лава разлилась и стекала вниз тремя отдельными реками. Это казалось таким реальным, что мне пришлось напомнить себе, что это подделка.
У нее было богатое воображение.
— Потрясающе, — сказал я с благоговейным трепетом, и она открыла глаза. — Добавь немного тепла, Елена, чтобы это казалось более реальным.
Жар начал опалять мою кожу. Я отступил назад, закрывая лицо руками.
— Немного чересчур.
— Ты думаешь, это может сработать с Николь?
— Я же сказал тебе, предоставь это мне. Она не боится боя; тебе нужно победить ее худший страх, иначе очень скоро ты снова столкнешься с ней лицом к лицу.
— Хорошо. — Ее голос все еще звучал ошеломленно.
— Помни, что ринг — твой друг.
— Да, будто молния тоже мой друг. — В ее голосе звучал сарказм.
— Ты все еще борешься со своей молнией?
Она кивнула.
— Если это тебя хоть как-то утешит, то мне тоже потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, — солгал я. Ей нужно было быстро избавиться от этого страха, иначе она станет сучкой Николь. А Николь была недостойна того, чтобы заявить права на Рубикона.
— Правда?
Я кивнул.
— Ладно, мы можем это сделать, — пробормотала она себе под нос.
Все еще было странно, что она разговаривала вслух сама с собой в присутствии кого-то другого.
Она вызывала в воображении еще более ужасные сцены, а Елена либо была художницей, либо обладала тайным талантом к этому.
Она должна была стать ужасающей, когда я с ней закончу.
Образы нас с ней вместе мелькали в моей голове, и я отбросил их. Я не мог думать об этом прямо сейчас. Или когда-либо еще.
— Думаю, на сегодня достаточно. — Я посмотрел на часы, скорее по привычке, чем по чему-либо еще.
— Увидимся завтра? — Это был скорее вопрос, чем утверждение.
— Да, тебе понадобится вся помощь, которую можно получить.
***
На следующий день я сосредоточился на бою и обучил ее тому, как вести бой в воздухе: как быстро уходить, когда наносить удар, а когда залечь на дно.
Этим утром я уже начал ласково разговаривать с Николь, чтобы выяснить ее страх.
Ее сердце колотилось, как пойманная птица в клетке, когда я только поздоровался. Она собиралась петь, как жаворонок.
Я не спал с ней, но заставил ее поверить, что это так.
Она напилась, что значительно облегчило принуждение.
— Так чего же ты больше всего боишься? — тихо спросил я ее. Ее глаза горели ярко-зеленым от принуждения.
— Пэтси, я ненавижу пэтси.
— Пэтси. — Какая жалкая. — Что еще?
— Тебя, — кокетливо сказала она.
Я рассмеялся. Она боялась меня, но все же претендовала на Елену. Она считала Елену слабой.
— Пустыня. Мне не нравится жара. Да, и виноградные лозы, особенно те, которые тебя душат. О, и ползучие растения.
Я притворился, что снова целую ее, постанывая и прерывисто дыша, так как у нее было впечатление, что я нахожусь внутри нее.
— О, ты так достоин своего имени. — Она ахнула, и мне пришлось подавить смех.
— Что еще? — Блейк, которого она видела, застонал у нее на шее, когда целовал ее кожу.
— Уродство, я так боюсь быть уродиной.
— Ты далеко не уродина. Если бы это было так, тебя бы здесь не было.
Она рассмеялась, и я представил, как снова прижимаюсь губами к ее губам. Через несколько секунд она отстранилась.
— Пожалуйста, не будь придурком после этого.
— Я? Никогда. Я целиком и полностью влюблен в тебя, Николь. — Я тихо рассмеялся над ее стонами и сделал глоток пива.
Она улизнула позже той ночью.
На следующее утро Табита устроила по этому поводу грандиозную сцену. Не знаю, как она узнала, что Николь была в моей комнате, но она дала Николь пощечину и обозвала ее.