— Теперь ты говоришь как Элль. Прости, Елена.
— С Элль все в порядке. После того, через что она прошла, сомневаюсь, что она хочет, чтобы ее называли Еленой.
— Она такая сильная женщина, Блейк. Непреклонна и поступает по-своему. Мне следовало бы догадаться, что она — дочь королевы Катрины.
— Нет, не говори так.
Энни рассмеялась.
— Я и забыла, как ты ее боялся.
— Из-за того, как она раньше смотрела на меня.
— Думаю, теперь мы знаем почему. Она знала, что однажды ее дочь должна будет заявить на тебя права.
— Да, — сказал я.
— Должно быть, ей было тяжело. Она любила детей, но у нее не было шанса стать матерью.
— Да, я помню.
— Пообещай мне одну вещь. Если ты увидишь их… беги.
Я напрягся.
— Кого?
— Уилла и Сеймура. Уилла ты можешь убить… он трус. Но Сеймур… — Она покачала головой. — Он злой, Блейк.
Мне показалось, что от ее слов я могу вдохнуть огонь.
— Ты сердишься на меня? — спросила она.
— Нет, Анук. Я дал клятву уничтожить их, поступить с ними хуже, чем они поступили с Еленой.
— Я пытаюсь защитить тебя.
— Я не нуждаюсь в твоей защите. Ты меня видела? Я — великан, Энни. Как ты можешь все еще бояться?
— Ты не знаешь, что они делают с драконами.
— Драконы, потерявшие надежду, и храбрые драконы — это разные драконы. Ты думаешь, Сеймур был злым? Ты понятия не имеешь, что такое зло. Я был злым.
— Ты не мог…
— Я был таким. Убийство было моим вторым гребаным именем. Тьма была ужасной. И я рад, что тебе никогда не приходилось этого видеть, но я разорву их на части. Не проси меня убегать. Это не мое.
— Я продолжаю видеть в тебе прежнего Блейка, — сказала она.
— Скоро ты увидишь совсем другого человека. Я больше не тот жалкий маленький дракон.
— Ты никогда им не был. Ты был добрым и нежным, но никогда не был жалким.
— Как ты думаешь, почему Елена вернулась, чтобы позвать меня на эту встречу? Они боятся меня, Энни. А те, кто этого не делает, я вселяю в них страх. Они познают мой гнев и поймут, что никогда не должны причинять вред Елене.
Показался домик, и Энни больше ничего не сказала. Я припарковал грузовик и вышел.
Конни была первой, кто поприветствовал нас.
— Как он?
— Ты должна была это видеть. Они заставили всех нас плакать, — сказал я.
Слезы наполнили ее глаза, затем она увидела, как все вылезают из грузовика.
— Добро пожаловать, всем вам. Добро пожаловать.
Энни, казалось, было стыдно за то, что она сказала, но я понял. Все храбрые драконы, которых она знала, погибли.
Я притянул ее в свои объятия.
— Все в порядке. Не беспокойся об этом. Скоро мы тебя перезагрузим.
Она усмехнулась.
— Если это вообще возможно.
— Так и есть, увидишь. — Я подмигнул ей.
Елена пересказала Конни более или менее то, что я сказал. Конни высказала свои опасения, но Елена успокоила ее.
— Приветствую всех, — сказала Шелби. — Позвольте мне отвести вас в ваши комнаты.
Большинство малышей уже спали. Родителям пришлось нести их на руках, когда они шли за Шелби по коридору.
— Большое вам спасибо, — сказал Люк Конни с искренней благодарностью на лице.
— Извини, я на минутку, — сказал я и подошел к стойке администратора, чтобы одолжить кэмми. Я позвонил мастеру Лонгвею и сказал им, что мы вызволили десять человек, и я буду на слушании вместе с Еленой. Там мы могли бы подробнее поговорить.
— Блейк, — нервно сказал мастер Лонгвей. — Я не знаю, чем закончится завтрашняя ночь. Карантин может быть единственным способом, которым они позволят им остаться.
— И ты тоже? Мы должны быть едины в этом вопросе.
— Я на твоей стороне, но она угрожала Древним без должной причины.
— Я все исправлю. Это не конец света. Они не отправятся на карантин.
— Что ж, я надеюсь, ты готов.
Я зарычал и положил трубку.
Мне не терпелось увидеть результат. Если это будет карантин, а его внучка — одна из них, я сомневался, что он будет так себя чувствовать.
Я вернулся в приемную, и Конни заметила мой гнев.
— Ты в порядке?
— Да. Елена угрожала Древним, я не думал, что так все это произойдет.
— Заставь их увидеть, Блейк. Эти люди достаточно настрадались. Они не могут отправиться на карантин. Здесь слишком много детей.
— Знаю. Я молюсь о чуде.
— Ты — Рубикон. Все будет хорошо. Как только они покончат с этим карантинным дерьмом, они могут оставаться здесь столько, сколько захотят. Они — семья. Возможно, мы их не знаем, но семья Чарльза — это наша семья.