Да здравствует воссоединение единомышленников в одном и едином в своем устремлении вагоне!
Повторяю: если спросите, зачем нужен был весь этот геморрой с перекладными и состыковочными, я в подробностях не отвечу. То есть понятно, что-то выгадывали. Автобусом ехать дольше, но дешевле. Деньжищ-то на одну только жратву отряду молодых здоровых лбов и лбиц государством от щедрот Минобразования отпущено было ажно, по-моему, рублей двадцать на человека в день. Универское начальство, отвечающее за наши юные жизни, не иначе как твердо верит, что студент от природы живуч и изобретателен, в любой глуши способен прожить на подножном корму и заначках от родителей. Где-то оно право, начальство, и весь его опыт – подтверждение этой нигде официально не сформулированной теории. Эх, хорошо было тем бравым орлам, которые пол-Сибири завоевали одним своим бравым видом. От государства тогда тоже особого толку не было, а вот на дань, с благодарностью доставляемую местным населением, приобщенным к культуре, очень много чего полезного можно было сделать.
В общем, чем больше ты надеешься на себя самого, чем больше познаешь истину, что добрым словом и пистолетом всегда можно добиться большего, чем постом и молитвой, – тем выше твои шансы на выживание. И родной ректорат всячески нам в этом способствует.
И хотя жить мы намеревались не в палатках, все равно месяц в глуши – это долго, поэтому запастись надо всем. В Петрозаводске захватили, в частности, старенький бензиновый генератор и переносную рацию, они хранились в местном музее – нет, не как экспонаты… хотя еще немного, и будут они экспонатами… ну, вы меня поняли.
Дядька, который сел вместе с Рудольфычем, оказался очень прикольным. Звали его Ладислав Каренович, и был он музейщиком из Петрозаводска, абсолютно, в хлам повернутым на своем краеведении с уклоном в сильную эзотерику. Так, например, он был убежден, что в доледниковый период именно в Карелии, на Кольском полуострове и в Северной Скандинавии находилось то, что принято называть Атлантидой. Вернее, сама корневая Атлантида находилась в Гренландии, а в полярной Канаде и вот здесь, у нас, располагались ее заморские владения. В частности, наш регион был доледниковым научным центром, полигоном, помесью Силиконовой долины с Байконуром и Семипалатинском, только круче стократ, – а если учесть, что атлантская наука была единым целым с тогдашней могучей религией, магией и тэ дэ и тэ пэ…
При этом Ладик (мы не сговаривались: Рудик и Ладик, без вариантов) отнюдь не был чайником или психом в том виде, в каком мы привыкли их видеть в телевизоре. С нами ему вышло по пути, поскольку писал он сейчас монографию об Элиасе Леннроте, великом финском фольклористе, открывшем для всего мира «Калевалу». Ладислав Каренович намеревался пройти путями Ленрота и провести, что называется, «следовый анализ» – попытаться определить, насколько тщателен был финн в своих исследованиях, не пропустил ли он чего-то важного и, наоборот, не добавил ли чего от себя; или, что случается чаще, чем подсказывает нам здравый смысл, не принял ли он за фольклор народный пересказ какого-нибудь модного французского романа или поэмы Жуковского…
Тут мы ударились в этнографические и фольклористские байки, вспомнили, что пиво и рыбка еще остались, – и дорога стала более осмысленной. Как известно, красоты околожелезнодорожных пейзажей сильно преувеличены.
Высаживались мы в половине одиннадцатого, в светлых сумерках. Переправив отрядный скарб из вагона на перрон, расположились на нем, а Рудик и Ладик пошли искать договоренный автобус. В результате они его все-таки нашли, несмотря на железный экспедиционный закон: если двое заочно договариваются о встрече, они обязательно имеют в виду разные точки рандеву. Мы оба ждали, я у аптеки, а я в кино искала вас…
В общем, в путь мы тронулись ровно в полночь. Я не пугаю и не нагнетаю, я просто соблюдаю точность повествования.
Вторая подряд ночь в автобусе стоила мне нехорошего кошмара, пересказать который невозможно, потому что в нем ничего не происходит. То есть я просто пытаюсь выбраться из бэхи, а меня что-то держит. Зацепился. Пытаюсь понять чем, дергаюсь – бесполезно. Снаружи пальба. И вдруг становится тихо. Совсем тихо. Абсолютно. И я не сразу понимаю, что стало тихо, и продолжаю дергаться, и вдруг до меня доходит…
Это повторяющийся кошмар на самом-то деле. Нечастый, но и не эпизодический. Я так никогда и не узнал, из-за чего все затихло и что я там, во сне, понял. Мне просто становится… я не знаю, как сказать: не страшно, не жутко, это не ужас, нет – это что-то по ту сторону ужаса. Я даже не кричу, просто молча просыпаюсь… и раньше, и сейчас… потому что кричать уже бессмысленно. Крик – это все-таки крик кому-то… и если уж своих не осталось, то Богу, потому что он хотя бы может быть. А я просыпаюсь молча, в полном отчаянии…