— Это сказки и больше ничего, — убежденно произнес я. — Оборотни, вампиры и прочая чепуха — только сказки.
— Гэст Райми мог бы рассказать тебе многое о тех временах. Но его не добудиться. Что же касается Матолча, то вспомни, как реагирует тело на нарушение обмена веществ. Оно меняется. — Хоть и очень медленно, постепенно. Но если ускорить метаболизм? И управлять им?
Детский голосок из-под старческого капюшона…
Метаболизм. Когда я изучал в колледже биологию, я видел в микроскоп взбесившиеся клетки-мутанты. А еще бывает, что люди обрастают шерстью, как волки… Ну хорошо, а костная ткань?
— Отчасти это, конечно, внешний эффект, — продолжала Эдейри. — Матолч скорее кажется волком. Он никогда не достигает полного превращения. Тем не менее в основном это ему удается.
— Но на это нужны сверхъестественные способности, — возразил я.
— Он мутант, — сказала Эдейри. — В Темном Мире много мутантов. В том числе и в Совете.
— Ты тоже мутант? — спросил я.
— Да.
— И ты тоже… способна…
— Нет, — сказала Эдейри. — Я не превращаюсь. Ты не помнишь, на что я способна, лорд Ганелон?
— Нет.
— Мои способности пригодятся, когда мятежники вновь нападут на нас, — равнодушно произнесла она. — Да, среди нас много мутантов, и, наверно, именно в этом причина нашего разрыва с Землей. На Земле их не осталось. Таких, как я или Матолч.
— И я… мутант? — нерешительно спросил я.
— Нет. Ни один мутант не может нести в крови печать Ллура. Ты был посвящен. Кто-то в Совете должен иметь ключ от Кэр Ллур.
— Кто такой Ллур? — вырвалось у меня.
Повисло молчание.
— Идет разговор о Ллуре? — раздался за моей спиной хриплый голос. — Лучше не надо.
Я обернулся. В проеме двери стоял, улыбаясь, верзила с торчащей вперед рыжей бородой. Улыбка, открывавшая ряд неровных белых зубов, смахивала на оскал. Он был одет в такую же, как моя, серебристую тунику, под которой чувствовалось мощное и гибкое тело. Его желтые глаза не смеялись.
— Лучше не надо, — повторил он. — Но, я вижу, лорд Ганелон забыл и меня тоже?
— В таком виде, Матолч, — ответила за меня Эдейри, — он, конечно, тебя не помнит.
Матолч. Волк. Ликантроп.
Он усмехнулся и сказал:
— Сегодня вечером шабаш. Лорд Ганелон должен приготовиться. Медея послала меня узнать, проснулся ли он. Раз проснулся, мы можем пойти к ней вместе.
— Ты пойдешь вместе с Матолчем? — спросила меня Эдейри.
— Почему же нет? — пожал я плечами.
Рыжебородый хмыкнул.
— А ты и впрямь все забыл, Ганелон. В добрые старые времена ты б так не сказал. А вдруг я окажусь у тебя за спиной?
— Ты не настолько глуп, чтобы ударить его в спину, — отозвалась Эдейри. — Ганелон может вызвать Ллура.
— Я шучу, — хмыкнул Матолч. — К тому же я все равно не могу иметь дело со слабаком. Подождем, когда к тебе вернется память, лорд. Да и Совет в панике, и ты нам нужен. Значит, идем?
— Иди, — сказала Эдейри. — Когда волк рычит, он не кусает. Тем более, когда есть Ллур.
В ее голосе звякнул металл: Матолч пожал плечами и толкнул дверь, пропуская меня вперед.
— Только без угроз, — буркнул он.
«Эдейри тоже мутант, — подумал я. — И если она не ликантроп, то в чем ее сила?»
4. Матолч и Медея
Я храбрился, но мне было не по себе. «Если все это наяву, — думал я, — то… Что?» Мысли путались. Меня хватало только на то, чтобы хоть как-то воспринимать происходящее, не анализируя его, и фиксировать беглые впечатления от мира, который не был Землей.
Но странно — казалось, мне были знакомы бледные стены этих сводчатых залов, по которым, вел меня Матолч. И сумрачный лесной пейзаж за окном…
Эдейри. Медея. Совет.
Главный смысл был в этих словах. И они были знакомы мне.
И походка Матолча — легкая, хищная, и широкий размах его сильных плеч, и блуждающая ухмылка на толстых губах в зарослях рыжей бороды — все это уже было…
Он шел рядом, и время от времени я ловил на себе его быстрый испытующий взгляд. Внезапно он остановился перед пурпурной портьерой и, помедлив, отдернул ее, жестом приглашая меня войти.
Я шагнул и остановился.
Он удовлетворенно хмыкнул.
— Кое-что ты все-таки помнишь. Да, мы еще не пришли, и это не покои Медеи. Все равно входи. Нам надо поговорить.
Мы стали подниматься по винтовой лестнице. «Матолч говорит со мной, и я его понимаю, — думал я. — Но это не английский язык. Почему же я понимаю его? Значит, это язык Ганелона?»